Я нашел вам славное тихое местечко в психиатрии (с)
У меня было много свободного времени...
Что не есть хорошоТретий день просыпаюсь от яркого солнечного света, беспрепятственно освещающего комнату. Солнце – это хорошо. Весна приближается. Правда, тепло лишь до обеда, а потом снова становится сыро и холодно. В два часа я зарулила в Мак, просидела там около двух часов. И в четыре, пока дошла до остановки, меня уже била мелкая дрожь, и это несмотря на теплую дубленку, перчатки и носки в ботинках.
Тем не менее солнце. Я его люблю. Оно меня, правда, не очень. В конце мая-начале июня я сижу на антигистаминном, именно по причине жаркого солнца. У меня аллергия на солнце, пока я адаптируюсь к летнему режиму, мне приходится тягать довольно закрытые футболки (и это при моей любви к открытым декольте… ад!) и пить диазолин, тавигил или лорано, зависит от степени моего упущения самого начала процесса. И ходить сонной, ибо даже хваленый тавигил и тот меня усыпляет. Да и сейчас яркий солнечный свет кроме радости и желания улыбаться приносит дискомфорт. Мне нужны солнечные очки. Я с весны и до поздней осени ношу солнцезащитные очки. Нет, я не вампир. Но без них не могу. Берегу глазки. Это первое. А второе – темные стекла создают непреодолимую преграду между мной и собеседником, когда мне не хочется, чтобы мои эмоции были наружу. Глаза – зеркало души. В моем случае правда, они меня продают, не задумываясь. Мои милые зелененькие глазки. Исходя из этого, я бы носила их круглый год, только вот под шубу не покатят.
Сегодня солнце принесло воспоминание. Одно из многих, от которого щемит сердце. Но которое никогда не играло роли в тех давних событиях, когда я так запуталась в жизни, что до сих пор распутаться не могу. Оно просто осталось эпизодом. Но сегодня виновато было не только солнце. Не знаю, что мне снилось. Я плохо сплю уже какую ночь, кровать здесь неудобная, подушка жуткая, была вчера мысль на полу лечь спать. Я просыпаюсь по несколько раз за ночь, возможно, и снов не было. Но проснулась со странным чувством. Которое осознала, опознала, которому дала определение, лишь погревшись под солнцем. Просто потому, что вспомнила. Я проснулась от ощущений губ Руслана на своих губах. Пипец. Я почти забыла, как это, просыпаться от таких снов. Я почти забыла, как это, когда он меня целует. Я опять по нему заскучала. Ненавижу это состояние. Потому, что меня снова непреодолимо тянет к нему. Потому, что я снова рискую свалиться в ад кошмара.
Года три назад, когда я еще работала на Джазе, на самом берегу Днепра, это и случилось. Просто эпизод, просто память, ничего больше. За территорией гостиницы располагались частные дачи. Места там хорошие, земля дорогая. Транспорт не ходит, только наш служебный автобус. Сами понимаете, кто тратил деньги на покупку участка там. В то время на одном из домов работал мой тогдашний кавалер. Мы прошли букетно-конфетный этап, оказавшийся до обидного коротким, и у нас начались непонятки, когда на все мои чувства со стороны Сережи следовала какая-то холодность, граничившая с безразличием. И вроде тут он меня обнимает и целует, заверяет, что все хорошо. И на следующий день кидает меня, что я стою и реву, как дура. Мне все время казалось, что он что-то недоговаривает. Работы на даче подходили к концу, они с Женей доделывали крышу. А на соседнем участке у своего друга работали Руслан с Шуриком, будущим мужем моей Ольги.
Но в тот день было все как нельзя лучше. Октябрь радовал бабьим летом, солнцем и теплом. Пятница. И я вместо того, чтобы прыгнуть в наш автобус, ушла к Сереже, в надежде, что он уделит мне больше обычного времени. Когда я пришла, они были заняты. Серега даже не стал слезать с крыши. Я поставила им чайник на кофе и ушла на причал, откуда открывался просто волшебный вид на Днепр. Я могла там сидеть часами, смотреть и наслаждаться. В эту минуту у меня исчезали все обиды, евшие меня. А в ту пору я обижалась на Сережу чуть ли не каждый день. В общем, я ушла на причал. Солнце припекало, пять часов дня. Последние его лучи даже обжигали. Поэтому я, недолго думая, стянула свою легкую куртку, подставив лучикам шею. А кофточка на мне была чудная, любимая.
Гыыыы, я знаю, меня несет не в ту степь, но кому надоест, не читайте. Я же не могу не углубиться в детали, пока их память хранит для меня.
Купила моя мама в Амсторе кофточку жемчужно-серого цвета с декольте, как на платьях с кринолином. Открытые плечики. Но не полностью, а так, лишь их изгиб. Все прилично, все скрыто. Но это на маме. Чем-то ей кофточка не подошла, она оказалась у меня на полке. И вот тут-то начался главный прикол. Кофточка была на размер больше нужного мне. То есть плечи спускались ниже, из-за чего постоянно предательски открывались взору бретельки, а край декольте не прилегал к груди плотно из-за того, что не хватало там объема. Груди, конечно. В общем, при особом старании… короче, кофточка для соблазнения. На заре своей работы у шефа в приемной я старалась быть скромницей, с трудом вырыв в своем гардоробе три-четыре приличные шмотки. Все остальное либо с декольте – мамо дорогая – либо прозрачное под названием «А вот какой у меня бюстик красивый!» О, как же я люблю взгляды некоторых мужчин! В общем, скромницей я ходила недолго. Раз с перепоя придя в том, в чем гуляла, поймав на себе пару десятков офигевших мужских взглядов и с десяток неодобрительных наших теток, я решила, что такую красоту прятать не буду. И вот эта кофточка была из разряда «Эпатируем публику!» Правда, на работе, в кабинете она дополнялась жакетом, который скрывал все нескромности.
Естессно, я жакет не надела на причал. И сидела подставив солнцу шею. И балдела от ласковых прикосновений заходящих теплых лучиков. Я закрыла глаза и вслушивалась в привычные звуки, когда услышала шаги позади. Я хотела, что бы Серега сполз со своей чертовой крыши и пришел ко мне, но уже тогда знала, что это был не он. И правда, это был Руслан. Мне хватило лишь косого взгляда на джинсы. Его пальцы заняли место лучиков солнца на моей шее. Он собрал мне волосы в косичку и на ухо шепнул, что не стоит прятать красоту шеи за волосами. Подействовало. Я после этого часто стала волосы подбирать, а когда подстриглась, довольно улыбалась, видя его молчаливое одобрение.
Не знаю, сколько мы так сидели, сколько его пальцы ласкали мою шею, сколько он довольствовался отошедшим краем кофточки, а я не сразу это заметила потому, что сидела с закрытыми глазами, облокотившись на него, стоявшего позади меня. Мне было хорошо. Впервые мне было хорошо за долгие недели. Потому, что всю любовь к Сереже отравляли его местами странные поступки, замкнутость и готовность меня променять на… в общем, променять. И неискренность, он все время лгал. А я видела, но не зря говорят, от любви тупеешь. Я сидела на причале, а где-то в отдалении была мысль о том, что с крыши дома видно далеко. И то, что сейчас происходит на причале, вряд ли может понравиться нормальному мужчине. Но это нравилось мне…
Я изменила Сереге. Формально я ему не изменяла. Формально, как выяснилось потом, он был женат и все его байки о разводе были лишь байками. Формально мы не встречались. Факта измены не было. Но чисто морально для себя изменила. Я ведь давала обещания ему, самой себе. Главное – самой себе. И я изменила. Первая. Впервые в жизни. Изменила с Русланом. Прикрылась тем, что клин клином вышибают. Если меня Сережа не ценит, то мне нечего страдать. Есть другие, кто оценит. Можно забыть о нем в объятиях другого. Но и Сережу я отпустила не сразу, еще цепляясь за призрак… мне было очень больно. Тогда я думала, что больнее не будет. Оказалось, будет. И я сама была виновата. Но все начиналось так безобидно. Мне было горько и обидно из-за Сережи. Когда Руслан начал меня обрабатывать, я не поверила в происходящее. Я по жизни настолько привыкла к тому, что на меня мужчины только смотрят, что они меня боятся. Или предпочитают худеньких и стройных, а не таких, как я, что меня даже испугало то, с какой настойчивостью Руслан принялся меня приглашать провести вместе вечер. Я отказалась раз. С перепугу. И памятуя о том, что есть еще Сережа. Я отказалась второй раз. Уже не столько с перепугу, просто… да нет, я боялась. Я боялась того, что могу об этом пожалеть. Но в ту минуту нанесенная мне обида была такой сильной, Сережа в тот день не взял трубку, а Руслан никогда никого не просил дважды, что я сама перезвонила и согласилась на вечер. Лишь потом, гораздо позже, пришло ощущение, что я натворила делов, наломала дров. Особенно, когда вспомнилось, что Сережа и Руслан знакомы. Мне стало страшно. Я не хотела терять Сережу. Если Руслану было фиолетово, кто там у меня есть, он не ставил никаких условий, то Сереже было не фиолетово. Но тайна осталась моей тайной. Сережа о ней не узнал. И снова меня обидел до слез. Тогда я не плакала. Я собрала вещи и укатила в зимнюю Алушту с малым. Звонила оттуда Руслану. Но нервы оказались натянутыми до предела. Накануне отъезда домой я сломала ноготь. Не велика беда, приехать и пойти нарастить. Ну и что, что болит сейчас, пройдет. Но сломанный ноготь стал чем-то, что разрушило плотину, державшую мои эмоции. Я сидела в номере и ревела. Над ногтем, над Серегой, над тем, что ничего не вышло, что мои чувства растоптали и что болит. Что очередной рубец на сердце. Второй в моей жизни. Странно, но сейчас ничего и не болит, он зажил быстро. Первый так до сих пор еще периодически в тоску вгоняет, стоит оказаться в местах любовных похождений.
Я вернулась из Алушты, полная решимости послать Сережу. Трудиться не понадобилось. Я просто перестала звонить, а потом и номер поменяла. Женя поведал, что Сережа ногу сломал, меня Олька успела едва остановить от злорадного желания позвонить и съязвить. Нет, такого я ему не желала, но… в общем, последним словом в его адрес была фраза «Поделом ему. Аукнулись ему мои слезы и бессонные ночи!» Откуда мне было знать, что к этому времени я почти увязла в другом болоте, не успев оправиться от первого? Если меня спросить, когда я влюбилась в Руслана, я не отвечу. Я не знаю. Может, тогда, когда он вез меня после первого вечера домой по ночным улицам города и мы говорили на ту тему, на которую я и с Олей не могу поговорить, а уж с мужчиной тем более. И тогда я поняла, что есть у меня с ним кое-что общее. Может тогда, когда он болел и позволил быть рядом. Может тогда, когда 23 февраля мы сидели в гостевом домике вчетвером – я, Оля, Шурик и Руслан – и он не прятал от Оли с Шуриком меня, открыто обнимал. Или тогда, когда поздравил меня с 8 марта, хотя я от него это совершенно не ожидала. Не знаю. Но это началось. И до сих, увы, никак не закончится.
Перечитала и попыталась понять, откуда взялись эти эмоции? Почему написала все это, о чем никому не говорю, о чем даже не вспоминаю? Потом дошло. Я читаю Новолуние. И то, что происходит с Беллой после ухода Эдварда, просто напомнило, что происходило со мной. Правда, Сережа был цветочками. То, что чувствовала Белла, я чувствовала во время долгой ссоры с Русланом. Я тогда тоже была в ступоре, машинально выполняя привычные движения. Да, не думала, что простые слова на бумаге оживят такие больные воспоминания. Это был ад. В самом деле. Ад, в который я попала сама, по своей вине, из-за своей несдержанности. Ад, который длился четыре с небольшим месяца. Тот день рождения… это был плохой день рождения. Я гуляла целый день с Олей и Шуриком. А потом стояла посреди большого торгового центра и ревела у подруги на плече, пока Шурик ходил в туалет. Ревела потому, что Руслан позвонил и предложил подбросить Шурика и Ольгу на Бабурку. А обо мне ни слова не сказал. Ревела потому, что в тот день дважды проходила мимо его машины, но ни слова не услышала от него, даже простого поздравляю…
Господи, если я сейчас напишу все, это займет еще пару страниц, а читать этот бред никто не будет…
Глупая ссора. Я тогда простыла. Начало апреля, а я простыла и застряла на неделю дома. Но перед больничным, видимо, уже из-за температуры, я бездумно бросила фразу, о которой пожалела надолго. Но я не знала, что в туалете есть еще кто-то кроме нас. И никак уж не думала, что выйдет испорченный телефон. А всего-то пожаловалась Оле, что Руслан трахает все, что шевелится. Я была злая в ту минуту на него. И не подумала. Это дошло до него. Вырванное из контектса. Хотя с другой стороны, стоило радоваться, что остаток моей фразы не был услышан, иначе весь Джаз гудел бы, что он спит со мной. Вот такой огласки нам-то и не надо было. Это был последний рабочий день перед больничным. В тот день я ему еще звонила по работе, услышала в трубку недовольное ворчание, что сижу в кабинете, а мне бы лечиться дома надо. И что от всех бед у нас одно лекарство – мужчина. Который, кстати, был у шефа на даче, ремонт делал. И потом я попала на больничный.
Олька позвонила, передала пожелания выздоровления, сказала, что Руслан слегка переживает. К тому времени температура спала, я уже была бодрячком и сама решила ему позвонить. Но он почему-то не брал трубку. А потом вообще оказался вне зоны досягаемости. Это было странным, когда бы я ни звонила, сиди он рядом с женой за столом, он всегда брал трубку. А тут… но я не подумала о плохом. Выйдя с больничного, я попыталась узнать, что ж такое случилось, что меня игнорируют на столько, что даже не перезвонили. И тут мне Оля все рассказала. У меня был ступор во время ее рассказа. Потом шок, когда ни одной внятной мысли в голове. А потом слезы. Я понимала, что надо прекратить реветь, а то как-то неудобно будет объяснять всем, чего я заплаканная. Это было во время обеда, работать еще полдня. Еще хуже стало, когда она рассказала то, что знала со слов Шурика. Что в тот день, когда я ему звонила, он все и узнал, ему передали исковерканные слова. Что он был зол до чертиков, что я саданула по его самолюбию, что он гасал по даче с воплями, как я могла. И добило меня то, что оказывается, если бы не было добрых людей, то в тот самый день он собирался позвонить и забрать меня на дачу. На выходные, чтобы я отдохнула.
Оля отговорила меня выяснять с ним отношения до конца недели. Это было перед Пасхой. Она посоветовала успокоиться, в пятницу накрасится покрасивее, надеть его любимый прикид. Руслан не любил, когда я ходила в брюках, поэтому я натянула юбку, которая, как я знала, ему нравится. Я все сделала так, как ему нравится, и пошла мириться. Не вышло. Все, что я от него услышала, что он достаточно знает, ему хватит. Я стояла посреди участка и старалась не начать рюмсать прямо там, на глазах у Руслана, Шурика и Санечка. Я с трудом себя сдержала, собрала вещи и хотела уйти пешком, но Шурик меня не пустил. С того дня мы перестали разговаривать. Вернее, перестал Руслан. Я продолжала при встречах здороваться. Встреч не могло не быть. Они нас исправно забирали с работы, если заканчивали раньше. Я не могла делать вид, что его не было. Моя соперница, чьими усилиями все дошло до его ушей, активировалась по полной программе. А я только смотрела и глотала слезы. Подушки промокли от слез, я медленно впадала в ступор. Поначалу я еще искала способы примирения, меня донимали сны, в которых мы мирились, я просыпалась утром разбитая, стоило только осознать, что в реальности это невозможно. Я перестала бороться. Я перестала здороваться. Я перестала радоваться всему. Я чуть не потеряла Ольгу, которая в то время принимала жизненно важные для себя решения. Конечно, она была занята собой, чтобы еще успокаивать вечно ноющую меня, которая донимала просьбами о помощи, хотя и прекрасно знала, что ей никто не поможет. Оглядываясь назад, я понимаю, что Оля была права, ей нужно было устраиваться в жизни, у нее был выбор, который был не самым легким. Это мне казалось, чего тут думать, зовет Сашка к себе – переезжай, где ты еще такого найдешь, чтобы любил твоего ребенка, как своего. Но я тогда не подумала, что Диму-то, отца своего Ванечки, она любила. И что было страшно менять жизнь. Думать, а вдруг не выйдет и с чем я останусь? Да, сейчас я это понимаю. Но тогда я так замкнулась в своей потере, тогда я была так зла на Олю за то, что я подсунула ей Шурика, что не будь моей инициативы, она бы так с ним и не познакомилась, а мне помочь не хотят. В какой-то степени я даже винила ее. Ведь в определенный момент она заняла то место, которое среди мужчин нашей компании занимала я. Но это было закономерно. У Оли были законные основания, она была официально невестой Шурика. А я… всего лишь неудачница-любовница (ну вот, я обозвала себя этим словом, как же долго я его к себе не применяла), которая ко всему прочему проявила себя как дура, не оправдала данных кредитов доверия раньше.
Я благодарна Ольке за то, что она вытерпела меня. Когда у меня 14 снова был всплеск неконтролируемых эмоций, я опять проявила себя неблагодарной. Наверное, приеду и попрошу прощения за все. Я даже не помню, поблагодарила ли я ее тогда, когда все-таки выбралась из той депрессии. Наверное, поблагодарила. Но лишним не будет еще раз ей сказать спасибо за то маленького Сашку в моей жизни, за нее саму. За мою, пусть несовершенную, но все же семью. Ибо не будь Оли, не было бы тогда и примирения, не было бы потом и прошлого дня рождения. Потому, что тот день в самом деле стал моим, полностью. В тот день Руслан был моим. Благодаря ее стараниям.
Я из того кошмара выбралась. Случайно. Когда уже не знала, как жить дальше. Просто существовала. Лечение было долгим, очень долгим, на самом деле после начала ссоры мне понадобилось почти год. Сначала было просто робкое примирение с Русланом, инициатором которого стал он. Я даже не поверила себе, не поверила этому счастью. Я боялась говорить, чтобы не спугнуть. Сначала вернулась дружба. Потом… потом те самые специфические отношения, которые есть между нами. Я вынесла урок, я научилась почти всегда вовремя закрывать рот. А когда не успеваю, всегда есть Оля, та умудряется это сделать за меня. Правда, в отношениях с Русланом у меня уже нет той самоуверенности, как тогда. Из моего словаря практически исчезло слово мой. Вернее, я не ставлю его в один ряд с его именем, стараясь помнить, что он не мой, чтобы не было рецидивов. Тем не менее они случаются, но в слабой форме и не часто. Я свела встречи к минимуму, запретила себе звонить ему, довольствуясь только теми случайностями, чтобы они меня радовали. Но я никак не могу избавиться от боли. Она все равно напоминает о себе. Я никак не могу не думать иногда о нем и не мучиться тем фактом, что он не мой, никогда моим не будет. Не потому, что принадлежит другой, он принадлежит сам себе. Иногда мне очень хочется попросить его отпустить меня. Но я знаю, что услышу в ответ «Я тебя не держу». Собственно, он и не держит. Или не знает этого. Или знает и врет. А я все равно к нему как пришитая. Почему? Иногда мне кажется, что тот давний разговор в машине ночью… он не был просто разговором. Что он, в самом деле, обладает тем, о чем говорил…
Бред. Полуночный бред. Передоз Мейер на ночь. Он же не Эдвард, слава Богу, будь он вампиром, я бы заметила. Видимо, пора лечь спать и постараться о нем не думать. Совсем. На ближайшее будущее.
Что не есть хорошоТретий день просыпаюсь от яркого солнечного света, беспрепятственно освещающего комнату. Солнце – это хорошо. Весна приближается. Правда, тепло лишь до обеда, а потом снова становится сыро и холодно. В два часа я зарулила в Мак, просидела там около двух часов. И в четыре, пока дошла до остановки, меня уже била мелкая дрожь, и это несмотря на теплую дубленку, перчатки и носки в ботинках.
Тем не менее солнце. Я его люблю. Оно меня, правда, не очень. В конце мая-начале июня я сижу на антигистаминном, именно по причине жаркого солнца. У меня аллергия на солнце, пока я адаптируюсь к летнему режиму, мне приходится тягать довольно закрытые футболки (и это при моей любви к открытым декольте… ад!) и пить диазолин, тавигил или лорано, зависит от степени моего упущения самого начала процесса. И ходить сонной, ибо даже хваленый тавигил и тот меня усыпляет. Да и сейчас яркий солнечный свет кроме радости и желания улыбаться приносит дискомфорт. Мне нужны солнечные очки. Я с весны и до поздней осени ношу солнцезащитные очки. Нет, я не вампир. Но без них не могу. Берегу глазки. Это первое. А второе – темные стекла создают непреодолимую преграду между мной и собеседником, когда мне не хочется, чтобы мои эмоции были наружу. Глаза – зеркало души. В моем случае правда, они меня продают, не задумываясь. Мои милые зелененькие глазки. Исходя из этого, я бы носила их круглый год, только вот под шубу не покатят.
Сегодня солнце принесло воспоминание. Одно из многих, от которого щемит сердце. Но которое никогда не играло роли в тех давних событиях, когда я так запуталась в жизни, что до сих пор распутаться не могу. Оно просто осталось эпизодом. Но сегодня виновато было не только солнце. Не знаю, что мне снилось. Я плохо сплю уже какую ночь, кровать здесь неудобная, подушка жуткая, была вчера мысль на полу лечь спать. Я просыпаюсь по несколько раз за ночь, возможно, и снов не было. Но проснулась со странным чувством. Которое осознала, опознала, которому дала определение, лишь погревшись под солнцем. Просто потому, что вспомнила. Я проснулась от ощущений губ Руслана на своих губах. Пипец. Я почти забыла, как это, просыпаться от таких снов. Я почти забыла, как это, когда он меня целует. Я опять по нему заскучала. Ненавижу это состояние. Потому, что меня снова непреодолимо тянет к нему. Потому, что я снова рискую свалиться в ад кошмара.
Года три назад, когда я еще работала на Джазе, на самом берегу Днепра, это и случилось. Просто эпизод, просто память, ничего больше. За территорией гостиницы располагались частные дачи. Места там хорошие, земля дорогая. Транспорт не ходит, только наш служебный автобус. Сами понимаете, кто тратил деньги на покупку участка там. В то время на одном из домов работал мой тогдашний кавалер. Мы прошли букетно-конфетный этап, оказавшийся до обидного коротким, и у нас начались непонятки, когда на все мои чувства со стороны Сережи следовала какая-то холодность, граничившая с безразличием. И вроде тут он меня обнимает и целует, заверяет, что все хорошо. И на следующий день кидает меня, что я стою и реву, как дура. Мне все время казалось, что он что-то недоговаривает. Работы на даче подходили к концу, они с Женей доделывали крышу. А на соседнем участке у своего друга работали Руслан с Шуриком, будущим мужем моей Ольги.
Но в тот день было все как нельзя лучше. Октябрь радовал бабьим летом, солнцем и теплом. Пятница. И я вместо того, чтобы прыгнуть в наш автобус, ушла к Сереже, в надежде, что он уделит мне больше обычного времени. Когда я пришла, они были заняты. Серега даже не стал слезать с крыши. Я поставила им чайник на кофе и ушла на причал, откуда открывался просто волшебный вид на Днепр. Я могла там сидеть часами, смотреть и наслаждаться. В эту минуту у меня исчезали все обиды, евшие меня. А в ту пору я обижалась на Сережу чуть ли не каждый день. В общем, я ушла на причал. Солнце припекало, пять часов дня. Последние его лучи даже обжигали. Поэтому я, недолго думая, стянула свою легкую куртку, подставив лучикам шею. А кофточка на мне была чудная, любимая.
Гыыыы, я знаю, меня несет не в ту степь, но кому надоест, не читайте. Я же не могу не углубиться в детали, пока их память хранит для меня.
Купила моя мама в Амсторе кофточку жемчужно-серого цвета с декольте, как на платьях с кринолином. Открытые плечики. Но не полностью, а так, лишь их изгиб. Все прилично, все скрыто. Но это на маме. Чем-то ей кофточка не подошла, она оказалась у меня на полке. И вот тут-то начался главный прикол. Кофточка была на размер больше нужного мне. То есть плечи спускались ниже, из-за чего постоянно предательски открывались взору бретельки, а край декольте не прилегал к груди плотно из-за того, что не хватало там объема. Груди, конечно. В общем, при особом старании… короче, кофточка для соблазнения. На заре своей работы у шефа в приемной я старалась быть скромницей, с трудом вырыв в своем гардоробе три-четыре приличные шмотки. Все остальное либо с декольте – мамо дорогая – либо прозрачное под названием «А вот какой у меня бюстик красивый!» О, как же я люблю взгляды некоторых мужчин! В общем, скромницей я ходила недолго. Раз с перепоя придя в том, в чем гуляла, поймав на себе пару десятков офигевших мужских взглядов и с десяток неодобрительных наших теток, я решила, что такую красоту прятать не буду. И вот эта кофточка была из разряда «Эпатируем публику!» Правда, на работе, в кабинете она дополнялась жакетом, который скрывал все нескромности.
Естессно, я жакет не надела на причал. И сидела подставив солнцу шею. И балдела от ласковых прикосновений заходящих теплых лучиков. Я закрыла глаза и вслушивалась в привычные звуки, когда услышала шаги позади. Я хотела, что бы Серега сполз со своей чертовой крыши и пришел ко мне, но уже тогда знала, что это был не он. И правда, это был Руслан. Мне хватило лишь косого взгляда на джинсы. Его пальцы заняли место лучиков солнца на моей шее. Он собрал мне волосы в косичку и на ухо шепнул, что не стоит прятать красоту шеи за волосами. Подействовало. Я после этого часто стала волосы подбирать, а когда подстриглась, довольно улыбалась, видя его молчаливое одобрение.
Не знаю, сколько мы так сидели, сколько его пальцы ласкали мою шею, сколько он довольствовался отошедшим краем кофточки, а я не сразу это заметила потому, что сидела с закрытыми глазами, облокотившись на него, стоявшего позади меня. Мне было хорошо. Впервые мне было хорошо за долгие недели. Потому, что всю любовь к Сереже отравляли его местами странные поступки, замкнутость и готовность меня променять на… в общем, променять. И неискренность, он все время лгал. А я видела, но не зря говорят, от любви тупеешь. Я сидела на причале, а где-то в отдалении была мысль о том, что с крыши дома видно далеко. И то, что сейчас происходит на причале, вряд ли может понравиться нормальному мужчине. Но это нравилось мне…
Я изменила Сереге. Формально я ему не изменяла. Формально, как выяснилось потом, он был женат и все его байки о разводе были лишь байками. Формально мы не встречались. Факта измены не было. Но чисто морально для себя изменила. Я ведь давала обещания ему, самой себе. Главное – самой себе. И я изменила. Первая. Впервые в жизни. Изменила с Русланом. Прикрылась тем, что клин клином вышибают. Если меня Сережа не ценит, то мне нечего страдать. Есть другие, кто оценит. Можно забыть о нем в объятиях другого. Но и Сережу я отпустила не сразу, еще цепляясь за призрак… мне было очень больно. Тогда я думала, что больнее не будет. Оказалось, будет. И я сама была виновата. Но все начиналось так безобидно. Мне было горько и обидно из-за Сережи. Когда Руслан начал меня обрабатывать, я не поверила в происходящее. Я по жизни настолько привыкла к тому, что на меня мужчины только смотрят, что они меня боятся. Или предпочитают худеньких и стройных, а не таких, как я, что меня даже испугало то, с какой настойчивостью Руслан принялся меня приглашать провести вместе вечер. Я отказалась раз. С перепугу. И памятуя о том, что есть еще Сережа. Я отказалась второй раз. Уже не столько с перепугу, просто… да нет, я боялась. Я боялась того, что могу об этом пожалеть. Но в ту минуту нанесенная мне обида была такой сильной, Сережа в тот день не взял трубку, а Руслан никогда никого не просил дважды, что я сама перезвонила и согласилась на вечер. Лишь потом, гораздо позже, пришло ощущение, что я натворила делов, наломала дров. Особенно, когда вспомнилось, что Сережа и Руслан знакомы. Мне стало страшно. Я не хотела терять Сережу. Если Руслану было фиолетово, кто там у меня есть, он не ставил никаких условий, то Сереже было не фиолетово. Но тайна осталась моей тайной. Сережа о ней не узнал. И снова меня обидел до слез. Тогда я не плакала. Я собрала вещи и укатила в зимнюю Алушту с малым. Звонила оттуда Руслану. Но нервы оказались натянутыми до предела. Накануне отъезда домой я сломала ноготь. Не велика беда, приехать и пойти нарастить. Ну и что, что болит сейчас, пройдет. Но сломанный ноготь стал чем-то, что разрушило плотину, державшую мои эмоции. Я сидела в номере и ревела. Над ногтем, над Серегой, над тем, что ничего не вышло, что мои чувства растоптали и что болит. Что очередной рубец на сердце. Второй в моей жизни. Странно, но сейчас ничего и не болит, он зажил быстро. Первый так до сих пор еще периодически в тоску вгоняет, стоит оказаться в местах любовных похождений.
Я вернулась из Алушты, полная решимости послать Сережу. Трудиться не понадобилось. Я просто перестала звонить, а потом и номер поменяла. Женя поведал, что Сережа ногу сломал, меня Олька успела едва остановить от злорадного желания позвонить и съязвить. Нет, такого я ему не желала, но… в общем, последним словом в его адрес была фраза «Поделом ему. Аукнулись ему мои слезы и бессонные ночи!» Откуда мне было знать, что к этому времени я почти увязла в другом болоте, не успев оправиться от первого? Если меня спросить, когда я влюбилась в Руслана, я не отвечу. Я не знаю. Может, тогда, когда он вез меня после первого вечера домой по ночным улицам города и мы говорили на ту тему, на которую я и с Олей не могу поговорить, а уж с мужчиной тем более. И тогда я поняла, что есть у меня с ним кое-что общее. Может тогда, когда он болел и позволил быть рядом. Может тогда, когда 23 февраля мы сидели в гостевом домике вчетвером – я, Оля, Шурик и Руслан – и он не прятал от Оли с Шуриком меня, открыто обнимал. Или тогда, когда поздравил меня с 8 марта, хотя я от него это совершенно не ожидала. Не знаю. Но это началось. И до сих, увы, никак не закончится.
Перечитала и попыталась понять, откуда взялись эти эмоции? Почему написала все это, о чем никому не говорю, о чем даже не вспоминаю? Потом дошло. Я читаю Новолуние. И то, что происходит с Беллой после ухода Эдварда, просто напомнило, что происходило со мной. Правда, Сережа был цветочками. То, что чувствовала Белла, я чувствовала во время долгой ссоры с Русланом. Я тогда тоже была в ступоре, машинально выполняя привычные движения. Да, не думала, что простые слова на бумаге оживят такие больные воспоминания. Это был ад. В самом деле. Ад, в который я попала сама, по своей вине, из-за своей несдержанности. Ад, который длился четыре с небольшим месяца. Тот день рождения… это был плохой день рождения. Я гуляла целый день с Олей и Шуриком. А потом стояла посреди большого торгового центра и ревела у подруги на плече, пока Шурик ходил в туалет. Ревела потому, что Руслан позвонил и предложил подбросить Шурика и Ольгу на Бабурку. А обо мне ни слова не сказал. Ревела потому, что в тот день дважды проходила мимо его машины, но ни слова не услышала от него, даже простого поздравляю…
Господи, если я сейчас напишу все, это займет еще пару страниц, а читать этот бред никто не будет…
Глупая ссора. Я тогда простыла. Начало апреля, а я простыла и застряла на неделю дома. Но перед больничным, видимо, уже из-за температуры, я бездумно бросила фразу, о которой пожалела надолго. Но я не знала, что в туалете есть еще кто-то кроме нас. И никак уж не думала, что выйдет испорченный телефон. А всего-то пожаловалась Оле, что Руслан трахает все, что шевелится. Я была злая в ту минуту на него. И не подумала. Это дошло до него. Вырванное из контектса. Хотя с другой стороны, стоило радоваться, что остаток моей фразы не был услышан, иначе весь Джаз гудел бы, что он спит со мной. Вот такой огласки нам-то и не надо было. Это был последний рабочий день перед больничным. В тот день я ему еще звонила по работе, услышала в трубку недовольное ворчание, что сижу в кабинете, а мне бы лечиться дома надо. И что от всех бед у нас одно лекарство – мужчина. Который, кстати, был у шефа на даче, ремонт делал. И потом я попала на больничный.
Олька позвонила, передала пожелания выздоровления, сказала, что Руслан слегка переживает. К тому времени температура спала, я уже была бодрячком и сама решила ему позвонить. Но он почему-то не брал трубку. А потом вообще оказался вне зоны досягаемости. Это было странным, когда бы я ни звонила, сиди он рядом с женой за столом, он всегда брал трубку. А тут… но я не подумала о плохом. Выйдя с больничного, я попыталась узнать, что ж такое случилось, что меня игнорируют на столько, что даже не перезвонили. И тут мне Оля все рассказала. У меня был ступор во время ее рассказа. Потом шок, когда ни одной внятной мысли в голове. А потом слезы. Я понимала, что надо прекратить реветь, а то как-то неудобно будет объяснять всем, чего я заплаканная. Это было во время обеда, работать еще полдня. Еще хуже стало, когда она рассказала то, что знала со слов Шурика. Что в тот день, когда я ему звонила, он все и узнал, ему передали исковерканные слова. Что он был зол до чертиков, что я саданула по его самолюбию, что он гасал по даче с воплями, как я могла. И добило меня то, что оказывается, если бы не было добрых людей, то в тот самый день он собирался позвонить и забрать меня на дачу. На выходные, чтобы я отдохнула.
Оля отговорила меня выяснять с ним отношения до конца недели. Это было перед Пасхой. Она посоветовала успокоиться, в пятницу накрасится покрасивее, надеть его любимый прикид. Руслан не любил, когда я ходила в брюках, поэтому я натянула юбку, которая, как я знала, ему нравится. Я все сделала так, как ему нравится, и пошла мириться. Не вышло. Все, что я от него услышала, что он достаточно знает, ему хватит. Я стояла посреди участка и старалась не начать рюмсать прямо там, на глазах у Руслана, Шурика и Санечка. Я с трудом себя сдержала, собрала вещи и хотела уйти пешком, но Шурик меня не пустил. С того дня мы перестали разговаривать. Вернее, перестал Руслан. Я продолжала при встречах здороваться. Встреч не могло не быть. Они нас исправно забирали с работы, если заканчивали раньше. Я не могла делать вид, что его не было. Моя соперница, чьими усилиями все дошло до его ушей, активировалась по полной программе. А я только смотрела и глотала слезы. Подушки промокли от слез, я медленно впадала в ступор. Поначалу я еще искала способы примирения, меня донимали сны, в которых мы мирились, я просыпалась утром разбитая, стоило только осознать, что в реальности это невозможно. Я перестала бороться. Я перестала здороваться. Я перестала радоваться всему. Я чуть не потеряла Ольгу, которая в то время принимала жизненно важные для себя решения. Конечно, она была занята собой, чтобы еще успокаивать вечно ноющую меня, которая донимала просьбами о помощи, хотя и прекрасно знала, что ей никто не поможет. Оглядываясь назад, я понимаю, что Оля была права, ей нужно было устраиваться в жизни, у нее был выбор, который был не самым легким. Это мне казалось, чего тут думать, зовет Сашка к себе – переезжай, где ты еще такого найдешь, чтобы любил твоего ребенка, как своего. Но я тогда не подумала, что Диму-то, отца своего Ванечки, она любила. И что было страшно менять жизнь. Думать, а вдруг не выйдет и с чем я останусь? Да, сейчас я это понимаю. Но тогда я так замкнулась в своей потере, тогда я была так зла на Олю за то, что я подсунула ей Шурика, что не будь моей инициативы, она бы так с ним и не познакомилась, а мне помочь не хотят. В какой-то степени я даже винила ее. Ведь в определенный момент она заняла то место, которое среди мужчин нашей компании занимала я. Но это было закономерно. У Оли были законные основания, она была официально невестой Шурика. А я… всего лишь неудачница-любовница (ну вот, я обозвала себя этим словом, как же долго я его к себе не применяла), которая ко всему прочему проявила себя как дура, не оправдала данных кредитов доверия раньше.
Я благодарна Ольке за то, что она вытерпела меня. Когда у меня 14 снова был всплеск неконтролируемых эмоций, я опять проявила себя неблагодарной. Наверное, приеду и попрошу прощения за все. Я даже не помню, поблагодарила ли я ее тогда, когда все-таки выбралась из той депрессии. Наверное, поблагодарила. Но лишним не будет еще раз ей сказать спасибо за то маленького Сашку в моей жизни, за нее саму. За мою, пусть несовершенную, но все же семью. Ибо не будь Оли, не было бы тогда и примирения, не было бы потом и прошлого дня рождения. Потому, что тот день в самом деле стал моим, полностью. В тот день Руслан был моим. Благодаря ее стараниям.
Я из того кошмара выбралась. Случайно. Когда уже не знала, как жить дальше. Просто существовала. Лечение было долгим, очень долгим, на самом деле после начала ссоры мне понадобилось почти год. Сначала было просто робкое примирение с Русланом, инициатором которого стал он. Я даже не поверила себе, не поверила этому счастью. Я боялась говорить, чтобы не спугнуть. Сначала вернулась дружба. Потом… потом те самые специфические отношения, которые есть между нами. Я вынесла урок, я научилась почти всегда вовремя закрывать рот. А когда не успеваю, всегда есть Оля, та умудряется это сделать за меня. Правда, в отношениях с Русланом у меня уже нет той самоуверенности, как тогда. Из моего словаря практически исчезло слово мой. Вернее, я не ставлю его в один ряд с его именем, стараясь помнить, что он не мой, чтобы не было рецидивов. Тем не менее они случаются, но в слабой форме и не часто. Я свела встречи к минимуму, запретила себе звонить ему, довольствуясь только теми случайностями, чтобы они меня радовали. Но я никак не могу избавиться от боли. Она все равно напоминает о себе. Я никак не могу не думать иногда о нем и не мучиться тем фактом, что он не мой, никогда моим не будет. Не потому, что принадлежит другой, он принадлежит сам себе. Иногда мне очень хочется попросить его отпустить меня. Но я знаю, что услышу в ответ «Я тебя не держу». Собственно, он и не держит. Или не знает этого. Или знает и врет. А я все равно к нему как пришитая. Почему? Иногда мне кажется, что тот давний разговор в машине ночью… он не был просто разговором. Что он, в самом деле, обладает тем, о чем говорил…
Бред. Полуночный бред. Передоз Мейер на ночь. Он же не Эдвард, слава Богу, будь он вампиром, я бы заметила. Видимо, пора лечь спать и постараться о нем не думать. Совсем. На ближайшее будущее.
Думаю, каждый из нас понимает, как тяжело бывает в отношениях.
Это радует