Милейшее существо Генриетта Джонс.
Спасибо, мама, в который раз думала она, когда в очередной раз кто-то среагировал на Генри Джонс, а потом минут десять пытался понять, почему это девушка.
А ведь девушка. Кто-то, кто ответственный в небесной канцелярии за внешний вид, пошутил. Иначе никак не объяснить, почему Генриетта была похожа на Тамару Йохансен. Нет, не как две капли воды. Но со спины они отличались только ростом. Ну и еще цветом волос, но отличить его при скудном освещении было оооочень тяжело. Что еще сказать – картину дополняли зеленые глаза и некоторая схожесть черт лица. Оказывается, даже спустя много поколений генетика прикалывалась, награждая потомственную Генриетту внешность пра-пра-пра-пра… сколько-то еще пра-матери. И околачиваться рядом с Йохансен было тем более неловко. Мало того, что схожесть добивала – внешняя, характерами дальние родственницы отличались, так еще и Генри не знала, как себя вести. Нет, вот серьезно. Придти с распростертыми объятиями и сказать: спасибо, что благодаря вам я на свет появилась? Между прочим, сейчас, по всему, в этой временной линии или как это называется, Генри не родится. Потому, что у Тамары с полковником явно все идет в противоположную сторону от зачатия Стивена. Не говоря уже о Саре, а именно она дала жизнь той линии, которая в конечном итоге породила саму девушку. Свое генеалогическое древо Генри знала наизусть. По памяти. Но Тамаре она не рассказывала, надеясь на то, что ей самой не будет заметна схожесть.

Интересно, а Янгу заметно? Генри покосилась на проходящего полковника. Иногда ей казалось, что он ее не замечает. За что? Генри понятия не имела. По идее, именно он должен был опознать в ней знакомые черты… может, именно поэтому она не пришлась ему по душе. Генри пожала плечами. Ладно, она не напрашивалась в родственнице, тем более между ними столько поколений, что их и родичами считать не стоит. И Генриетта вернулась к прерванной работе, выкинув из головы очередные родственные связи.
Хотя позже они все равно вернутся.

Если бы ролку удалось все-таки как-то оживить, причем даже идеи есть, как, то она вполне могла бы воплотиться...

@темы: ЗВВ, Ролка

---

Название: ***
Автор: Яринка*
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Николас Раш/Тамара Йохансен, хотя снова - дружбы и нежности больше, чем романса
Саммари: иногда лечение хуже самой болезни.
От автора: вообще, объяснить это сложно, но... если коротко, то люсы и Ник с Тамарой ушли через Врата на планету Таурон. Да-да, те, кто знаком с Каприкой/БСГ, правильно понимаете. Это связано со вселенной OUTL.

1.

В отличие от матери – я не религиозна. Что всегда ее огорчало. Она стремилась искупить свою вину, а еще вину собственных детей, чтобы они потом попали в рай. Мне рай не светит, хотя бы потому, что сначала я захотела стать врачом, потом пошла в армию, чтобы достичь этой цели. Это уже настроило ее против меня.
А потом был роман с Эвереттом.
О котором я никогда не скажу ей, даже если выживу и вернусь на Землю.
У меня свой собственный Ад. Мой. Только мой.
Каждое утро начинается с того, что я открываю глаза. Боль не уходит, лишь слабеет под действием обезбаливающего, но я не могу его есть тоннами. Поэтому позволяю боли каждое утро накрывать меня волной, разрывать тело на мелкие части изнутри, расковыривать мышцы. Я знала, на что иду. С тем же успехом я могла умереть. Есть ли разница в смерти? Между тем, что я умру спустя несколько лет от прогрессирующего синдрома и тем, что умру в попытке его побороть потому, что ни один человек не способен выдерживать эту боль? Есть. По крайней мере, я пытаюсь бороться.

…- они могут мне помочь? – Смотрю вопросительно на Ника.
Он стоит напротив меня и кивает:
- Могут попытаться. Пойми правильно, Тамара, никто тебе не даст гарантий. Но у тебя небольшой выбор, тем более что начали провяляться первые симптомы, - это даже не вопрос. Ник говорит, будто знает.
Вздрагиваю.
Да, месяц назад у меня начала неметь правая рука. И периоды онемения становились все большими. А потом начались боли. Нечастые, но начались. Да, это первые симптомы. Но я старалась сделать вид, что ничего не происходит. И думала, что удавалось.
Собственно, выбор не сложен. Для меня точно. Разницы, где умирать – никакой. Но я не хочу уходить именно поэтому. Я хочу уходить потому, что хочу бороться. Будет нелегко, я знаю. Но я хоть что-то буду делать, а не сидеть и ждать собственной медленной смерти. И перед этим я стану обузой.
- Когда уходим?
На лице Ника проступает улыбка. И я улыбаюсь в ответ. А от запястья левой руки волной расходится боль. Захватывает меня врасплох и искажает черты моего лица. Ник присаживается передо мной, его пальцы ласково разжимают мою руку, судорожно сжатую на больном запястье. И массируют его. Боль, пульсирующая толчками, начинает затихать. Неожиданный эффект.
- Два часа тебе хватит?
- Даже много, - благодарно поглаживаю его пальцы на моем запястье.
- Через два часа в зале врат. Нас никто не отпустит, а в это время все спят. И нам никто не помешает, кроме дежурного в зале, но с ним обещает разобраться Варро.
Я должна бы чувствовать угрызения совести. Но вместо этого лишь киваю и тянусь, оставляя короткий поцелуй на губах Ника. Благодарность за то, что все это время он со мной. И забирает меня с собой.
Сборы не занимают много времени. Большую часть я просто сижу на кровати, всматриваясь в пустоту. Не вижу ничего вокруг, лишь думаю о том, что было со мной здесь, на Судьбе. Что имела, что потеряла. Что нашла. Что хорошего, что плохого. Много всего было. Самое яркое – первая беременность. Желание родить Кармен, страх перед будущим, перед неизвестным. Закрываю глаза, а по щекам струятся слезы. Я не плакала уже несколько месяцев. Наверное, потому, что в душе воцарилось подобие покоя. Но сейчас плачу.
С Судьбы я забираю с собой только жесткий диск с кое-какой личной и не очень информацией. А потом мне на ум приходит жестокая, но честная мысль. Это не прощание в классическом смысле. Это мое право уйти и освободиться от прошлого, от тянущего чувства горечи, от которого я все еще не избавилась. И этим избавлением становится ноутбук, оставленный на пороге каюты полковника Янга и приклеенную на нем записку: «Я умерла. Прощай». Запись кино тех, других, Янгов. С Новуса. Тех, кто был хоть немного счастливее нас. Мы могли стать ими, но не стали.
Судьба спит. Между часом и тремя ночи спят практически все, кроме вахтенных. Людям нужно отдыхать от всех проблем дня. Кораблю тоже нужен отдых от нас. Я иду по коридору, касаясь ладонью стены. И мысленно прощаюсь с тем, что тут было. Закрываю очередную главу…

Если поделить передвижения по квартире на отрезки, то становится немного легче.
Первый – от кровати до двери. И не думать о том, что боль иголками бьет по нервам, а руки дрожат, словно всю ночь я таскала тяжести. Добраться до дверного косяка и судорожно впиться в него дрожащими пальцами. Даже сжать их, чтобы держаться – и то больно. Казалось бы – несколько шагов, а кажутся неодолимым расстоянием. И вся солнечность утра, пылинки, кружащиеся в лучах, выглядят издевательством.
Второй – от комнаты до ванной. Каждый шаг дается с трудом. В самый раз вспоминать сказочку про Русалочку. Ей тоже было больно. И в какой-то степени мы обе делали сознательный выбор. Цепляюсь за умывальник и удерживаюсь на ногах. Из зеркала на меня смотрит светловолосая изможденная женщина, похудевшая, бледная. И яркое пятно – зелень глаз. Мой врач как-то заметил, что глаза у меня цвета тауронской зелени. Это комплимент. Но от моей красоты вообще мало что осталось. Лишь тень. И выгляжу я старше своего возраста.

… - Лечение основано на том, что вы в ускоренном варианте проходите все фазы болезни, кроме паралича. К тому моменту лекарство расправляется с дефектным геном…
В реальности меня держат только пальцы Ника на моей руке. Мы сидим в просторном кабинете врача. Я уже читала всю литературу, которую мне дали. И он только пересказывает ее. И так понятно, что будет больно. Очень больно. А еще велик процент летальных исходов. И я могу быть в их числе.
- Мисс Йохансен?
- Тамара? – Реагирую не на обращение врача, а на мягкий голос Ника. Промаргиваюсь и улыбаюсь.
- Прошу прощения, задумалась.
- Вы все слышали?
- Да, абсолютно.
- Чем раньше мы начнем лечение, тем будет лучше. Тем выше шанс вашего выздоровления.
- Да, я понимаю. Я могу выйти подышать?
- Да, конечно.
Врач кивает, и я поднимаюсь из кресла.
Таурон прекрасен. Осознаю это каждый раз, выходя на улицу, как сейчас. Останавливаюсь у небольшой лужайки прибольничного парка. Здесь вообще много парков, мелких водоемов, детских площадок, ярких и завлекательных, пропитанный свежестью воздух, такого на Земле уже давно нет. Здесь люди любят и берегут свою планету.
- Я бы хотела узнать Таурон. Пожить здесь в свое удовольствие. Даже не так. Я бы хотела просто жить. Просыпаться каждое утро, ходит на работу, возвращаться домой, - нет, говорю я не в пустоту, Ник стоит уже несколько минут за моим плечом. А у меня глаза слезятся, наверное, от солнца. И хочется чихать.
Его руки ложатся на мои плечи:
- Чтобы иметь шанс на это, нужно рискнуть.
Легко ему говорить. В какой-то момент меня накрывает раздражение, и я сбрасываю с плеч его руки. Это несправедливо. Несправедливо, что я, молодая, только ощутившая какое-то подобие желания жить, должна готовиться к смерти. И даже борьба может не дать результата. Мною завладевает малодушие на короткий момент, но…
- Это будет жутко. И тяжело.
- Если это попытка мне сказать «пошел вон», то неудачная, - с легким ядом в голосе замечает Ник. – Мы уже добрались до этого вместе, остальное пройдем тоже вместе.
- И ты похоронишь еще и меня.
- Может быть да. А может быть и нет.
Что примечательно, Ник никогда не разубеждает. Не обещает розовых пони и радуг. Не говорит, что будет все хорошо. Не дает ложных надежд. Даже тогда, когда до истерики хочется услышать что-нибудь подобное. Но я всегда буду знать, что это ложь. И она мне даром не нужна.
Смаргиваю слезы. Черт, солнце тут совсем ни при чем.
- Пойдем. Мне нужно дать врачу свое разрешение на исправление генов…

… это оказывается не просто очень больно. Практически нестерпимо больно. Первую неделю я провожу в больнице, под присмотром врача. А потом меня отпускают домой. Нет-нет, не выгоняют. Просто режим приема лекарств меняется, и теперь нет никакой необходимости держать меня в больничных стенах. Говорят, дома даже стены помогают.
Пальцы соскальзывают по гладкому фарфору, и чашка со звоном падает на пол, разбиваясь на осколке.
- Черт…
Растерянно смотрю на разлитый по полу чай, а на глаза наворачиваются предательские слезы. Это целая проблема: собрать осколки, вытереть лужу, а потом сделать снова себе чай. А мне хочется реветь. И биться головой о стенку. Почти всегда. Но сегодня особенно сильно.

- Тамара.
Ну вот, и Ник вернулся. Рано. Обычно он приходит позже. Правда, при этом и уходит не так рано, как сегодня. Сегодня я проснулась одна в нашей постели. Разворошенной и пустой. Смахиваю слезы и отворачиваюсь в тот самый момент, когда Ник входит на кухню.
- Привет, - с ходу говорю я, не давая ему шанса спросить, что случилось. – Ты бы не мог вытереть лужу, пока я сделаю себе чай?
Ник усмехается, усаживая меня у стола:
- Мог бы. И разогреть нам обед тоже мог бы. Мы сегодня идем к врачу.
Ах вот…
Я забыла. Я забываю про визиты к врачу потому, что из меня пьют кровь, делают анализы, потом меняют график приема медикаментов, обещая, что скоро станет легче. И снова я там же, где и всегда.
- Я забыла, - со слабой улыбкой признаюсь я. В ответ получаю поцелуй в лоб.
- Тогда напоминаю.

***

Пока Ник прощается с врачом, я уже стою на улице, стягиваю резинку с хвоста и даю волосам рассыпаться по плечам. Они совсем длинные, надо бы обрезать. Потому, что ухаживать за ними я сейчас не в состоянии.
Мне нравится Таурон. Я его еще не знаю, вот только узнаю некоторые подробности. Например, ту, что тут почти никто не использует личный вид транспорта. Это не признак статусности. А общественный транспорт отличается чистотой и четким расписанием, что сокращает время поездки в пункт назначения. Первое время это казалось странным. Хотя после Судьбы все блага цивилизации казались странными.
- Идем на остановку?
Ник привычно предлагает руку, я цепляюсь за его локоть. Но не двигаюсь с места.
- А может пешком?
Ник с минуту внимательно смотрит на меня.

Самое лучшее здесь то, что меня пока никто не знает. Даже соседи по дому, и те, видят меня не так уж часто. И никто не задает набивших оскомину вопросов:
- как самочувствие?
- нормально ли ты?
- болит?
- а не устанешь?
Да, я знаю, о чем сейчас думает Ник. Что я еще слаба для долгих прогулок. Но мы можем свернуть на любую остановку по пути. А мне хочется пройтись своими, пусть и дрожащими ногами в тапочках – каблуки я пока не ношу – по этим улицам, под этой зеленью, дышать полной грудью и наслаждаться живостью тауронцев. Они все такие… живые.
- Если ты не спешишь в лабораторию, - запоздало уточняю.
Ник улыбается:
- Сегодня уже не спешу.

Мы идем по улицам города, останавливаемся у какого-то лотка, где Ник берет нам сладости. Мои пальцы подрагивают, когда я придерживаю скрученную конусом промасленную бумажку. И отдаю ее спутнику. Ник ласково гладит мои пальцы, целует их. И держит конус так, чтобы я легко могла дотянуться до вкусненького. И в этот момент нет ни боли, ни мучений, ни желания сдохнуть. А есть Таурон, весна и Ник.

2.

- Приют? – Рука с чашкой так и замирает на полпути от стола ко рту. На весу. Еще каких-то три недели назад я бы не смогла ее так долго удерживать. А теперь только пальцы подрагивают. И изредка накатывает слабость.
- Да, - Ник с аппетитом расправляется со своим завтраком. – Что тебя смущает?
- Ну, наверное, то, что я не имела дел с детьми.
Не будем считать две неудачные беременности, после которых осталось неубиваемое ощущение пустоты.
- Ты управлялась с невольным экипажем Судьбы, самыми несобранными и неподходящими для миссии людьми. Неужели с детьми сложнее?

В голосе Ника отчетливо проступают отголоски сдержанного раздражения, появляющегося, стоит ему вспомнить о Судьбе. Наверное, никакие заслуги наших соотечественников – ну практически – не изменят его отношения. Ставлю чашку на стол. Я уже привыкла не обращать на это внимания. К тому же трудно не согласиться – мы, действительно, не подходили для Судьбы и оказались там совершенно случайно. Ну, или по воле Ника. По идее, если следовать человеческой логике и привычке искать виноватого, мне бы стоило предъявить Нику счет, и первым пунктом вписать его желание попасть именно на корабль Древних, а не на Землю. Но я не страдаю жаждой компенсации. Тем более что после всего - мы там, где должны быть.
- Что ты знаешь о детях? – Интересуюсь я. Крикливые, маленькие комочки пахнущие молоком и присыпкой, которые приятно держать на руках, прижимать к себе, из-за которых женщина девять месяцев – бомба с замедленной детонацией. Они вызывают гормональную бурю и рефлекс хотения иметь одного такого. Как минимум. Только избавиться от этого рефлекса крайне сложно. – Ник, на Судьбе я испробовала достаточно запрещенных методов воздействия на нерадивых членов экипажа, - выразительно смотрю на мужчину, но в ответ получаю лишь снисходительную улыбку и покачивание головой, - да-да, доктор Раш, я и о вас тоже. Но эти методы не применимы к детям.
- Это всего лишь должность сродни должности школьной медсестры. Ты же сдала квалификационный экзамен, почему бы тебе не пойти поработать в приют? Это лучше, чем изводиться в четырех стенах, - последняя фраза была сказана мной, когда я пару дней назад заикнулась о работе. И вот теперь мне ее и повторяют.
Возвращаюсь к чашке с чаем.
- Хорошо, давай попробуем.

…У меня всегда был план. Скрупулезная привычка планировать пришла еще в подростковом возрасте, когда нагребаешь кучу дел, поэтому нужно все разложить по полочкам. Так же по полочкам в старших классах раскладывалась жизнь. Я всегда знала, чего хочу. И мать с отцом никак не понимали, а почему, собственно, их младшая дочь упрямится и не хочет довольствоваться должностью фельдшера в нашем захудалом городишке, где даже скорой не было. Да чего уж там – больница состояла из одной смотровой, пары палат и была расположена в том же здании, где и офис шерифа. А помощником шерифа в ту пору был молодой и перспективный Джонни Конко, бывший капитан футбольной команды. Вся перспектива заканчивалась там же, где начиналась: помощник шерифа, через пять лет и сам шериф, когда тот уйдет на пенсию, и так до старости. Причем это потомственно. И его сын тоже был бы шерифом. Но любая девочка нашей школы, вошедшая в детородный возраст, мечтала о таком муже. К нему прилагались аккуратный домик, белый штакетник, зеленый газон и выводок детей, стартовая ставка – не меньше трех. Идеально. Но в тот момент я хотела большего. Да и сейчас хочу. А ребенок… это ведь можно было иметь везде и всегда.

А потом начались сбои.
Сначала с обучением. Слишком дорого, и никакие упорство и мозги не помогали.
Потом с армией и Янгом.
Потом с Судьбой.
Планы, стоило им только родиться, рушились на глазах. А я так устала смотреть на руины, что сейчас, даже находясь в том месте, где пора было расслабиться и просто жить, я боюсь что-то задумывать.
Я бы могла пойти и доучиться. На Тауроне желание учиться, приносить пользу обществу приветствуется. Я и собиралась. А теперь смотрю на свои руки. Мне хватит решительности принимать решения, но откуда мне знать, что меня не подведут собственные руки? Или ноги? Онемение может вернуться. Я всегда остаюсь группой риска, кто бы что ни говорил. Да никто и не убеждает в обратном. Вот и приходится выбирать что-то менее опасное, и от чего не будут так зависеть окружающие.

…вернуться к работе – приятно. Я быстро осваиваюсь в кабинете фельдшера, вся моя работа заключается в том, чтобы замазать коленки детям. Исключительно младшим, старшие свои боевые награды носят гордо и хвастаются друг другу, словно это медаль. Дети везде одинаковы, на Земле ли, на Тауроне. Они растут, лишь постепенно приобретая какие-то специфические черты места и окружения, в котором воспитываются. Как правило, к четырнадцати годам почти все знают, чего хотят. Две трети идут штурмовать учебку, треть остается тут доучиваться и искать другой способ выбиться в люди. Не у всех получается, но стараются.
Я пытаюсь понять, как можно бросить, отказаться от ребенка. Такие мысли лишь выедают душу, особенно, когда чувствуешь, что сама бы никому и ни за что не отдала своего. Но при этом его не имеешь. Нет, я здорова и нахожусь в детородном возрасте. И даже после всей тяжелой химии, принятой мною в процессе лечения, по словам врача, я могу родить здорового ребенка. И даже не одного. Не хочу. Нет, не «не хочется», а именно «не хочу». Нет ощущения того, что смогу снова справиться с целью. К тому же, выбирая свой путь, уйти с Ником, я понимала, что жизнь будет другой.
Но эти дети, бегающие сейчас по площадке, компенсируют с лихвой чувство неполноценности, которое поселилось где-то в подсознании. С ними не легко. Тех, кого бросили в сознательном возрасте или по каким-то другим причинам они попали сюда, как волчата – дикие, озлобленные, даже в какой-то степени, жалкие. Одно неосторожное движение, и оттяпают тебе руку. С ними надо вести себя внимательно и аккуратно, подбираться медленно, и никогда не строить отношения «взрослый/ребенок». Они чувствуют фальш, высокомерие, не любят, когда с ними ведут себя, как с малышами. Они сами уже взрослые...
С теми, кто тут с рождения – намного легче. Какими бы ни были гены, доставшиеся от родителей, но их воспитывают тут с пеленок. И наставники – единственные родители, которых они знают.
Но есть между ними всеми общее – они тянутся за лаской, как цветы. Им всем нужна любовь, без исключения. И с рождения ее все заслуживают. А потом... потом, как правило, старшее поколение пожинает плоды своих недоработок с младшим...

Я так увлеченно наблюдаю за детьми на площадке, что не сразу реагирую на движение. Лишь когда Питер садится рядом, поворачиваю голову в его сторону. За то время, что я на Тауроне, практически растерялись все военные навыки, привитые службой в ВВС. Хорошо или плохо? На самом деле не знаю. Но меня никто не зовет по званию, никому не отдаю честь, и отвыкла от необходимости надевать униформу. Если же придется с оружием защищать планету, что ж, пойду.
- Извини, что так вышло, ты уже должна быть на пути домой, - голос Питера звучит мягко, обтекаемо, но не обманывает. Может, срабатывает приобретенная сноровка за время службы, может, хваленое умение рассматривать людей, только вот Питер Адама отнюдь не безобидный товарищ. И за стеклами очков поблескивает спокойный холодный взгляд. Кстати, очки – хороший способ сместить фокус и скрыть личность. Не так ощутим контакт глаза в глаза.
Я никогда не спрашивала, откуда Ник знает Питера. Сначала хотела расспросить. Потом память услужливо подкинула личный файл одного из сотрудников КЗВ. И вот после того желание узнавать пропало. Не то, что я не любопытна от природы – любопытна – но некоторые вещи должны оставаться где-то, за гранью и за семью печатями. Тут прекрасно спасает философия армии, вбитая в голову Академией – все, что нужно, мне расскажут. А что не нужно, так нечего тратить время на это.
- Ничего страшного, у меня же дети по лавкам не плачут, - отшучиваюсь я. Это уже третья переработка за неделю, у одной из наших наставниц что-то где-то случилось, вот и подменяю. – Мне нравится с ними, - киваю на детей.

Ниита, девочка лет пяти, издалека разглядывает нас с Питером. Ниита – чудесное создание, но нема от рождения. Иногда просто невероятно, что раса, сумевшая найти способ лечить от смертельной болезни, не может справиться с врожденным недостатком. Но что еще невероятнее, что ребенок, словно, не замечает своего недостатка. В свои пять лет Ниита выучила язык, запоминая слова на слух, умеет читать, пусть и про себя, умеет писать. И это просто замечательно. Где-то внутри, в районе солнечного сплетения, всегда теплеет, когда девочка приносит мне книжку и просит почитать. Это просто… тепло.
- Тогда, может, ты попробуешь себя в роли учителя?
Вопрос заставляет меня отвести взгляд от Нииты, которая с опаской смотрит на Питера. Да-да, она знает, кто это, но робеет. Ничего удивительно. Я, взрослая женщина, вполне себе сознательная, трезво оценивающая все вокруг, и то, оробела при первом знакомстве с Питером. А мы говорим о девочке, совсем маленькой.
- Ты серьезно? Я же не учитель.
- А ты считаешь, что те, кто учился быть ими, знают о детях намного больше тебя? Ведь вся загвоздка в них. То, что ты сможешь им рассказать об их теле, его функциях, износе организма и необходимости его беречь – в общем, заложишь базовые знания о них в их головы, я даже не сомневаюсь.
- Да, но…

Я даже не знаю, зачем пытаюсь возражать. Потому, что уже на этом этапе разговора Питер легко отобьет любые мои доводы.
Хотя я понимаю, почему упираюсь. Доходит это поздно вечером, когда меня мучает бессонница от усталости. Все-таки, с моей стороны неосмотрительно сразу вступать в должность на полный рабочий день. И даже не смотря на балетки без каблуков – ноги все еще не могут выдержать такой нагрузки, на то, что стараюсь не бегать, не прыгать, я все равно устаю быстрее, чем хотелось бы. Ник лишь неодобрительно качает головой. Но считает, что у меня есть свои мозги. Собственно, он прав. Как бы иногда мне бы не хотелось рухнуть в объятия мужчины и прикинуться слабой глупой куклой – я могу, без шуток – я этого не делаю, и уж точно не вешаю на него все решения, которые касаются меня. Это равноправный союз, другого тут не дано.
И мои мозги сейчас упорно пытаются понять, почему вполне заманчивая идея Питера кажется такой невыполнимой.
Понимаю под утро – привязанность. Чем больше будет контакт с детьми, тем сильнее будет расти что-то теплое и родное в наших отношениях.
А я не люблю приручать к себе людей, если мне придется уходить.
Придется ли?
Никто не знает того, что ждет его за углом.
На следующее утро я соглашаюсь на предложение Питера.
А почему бы и нет?

запись создана: 11.03.2013 в 22:16

@темы: ЗВВ, Фанфики

---

Благотворительность

Вот так всегда.
Сидишь себе, закуклившись, копишь силы, беря по капле в час, отдавая лишь двум людям что-то добровольно. А потом приходит на работу плачущая Ленка – кошку вчера собаки задрали. И я уже глажу ее по плечу, капаю валерьянку. Потому, что у меня тоже есть дура Фрейя и старичок Ретт. И собаку я хоронила, рыдая белугой, несколько лет назад. Тот дерьмовый момент, когда ты понимаешь, тебе животных и их хозяев жаль больше, чем людей. И вот уже я щедро раздала то, что приберегала себе – сочувствие, понимание, заботу. И Ленке стало лучше.
А мне...
А это благотворительность. От нее лучше не становится. Но иначе жить я пока не научилась.

А день уже принес все: начиная от угроза начальства, что вдвое снизят зарплату за мое невыполнение своих обязанностей, продолжая мамиными слезами по телефону, заканчивая тем, что тебя на хуй посылает собственный брат. И на его «я лучше сдохну на улице», хотелось ответить однозначно.
Что-то не позволило.

Теперь мне надо как-то отрыть в себе остатки сил и дожить этот день.

---

К нас Hilltop не продают почему-то. А я мало того, что люблю этот чай, так еще баночки заставляют меня пищать. Особенно эта. Рождество, конечно, прошло, а чай - корица с апельсином дурманяще пахнет. Но пока только нюхаю. И ставлю Биг Бен на видном месте.
В общем, поездки в Сочи это не только сладкое и платки, но и чай.
О! У меня же зефир и конфеты!

---

Получила в лапы первый свой террабайтник. Теперь с хищным видом скидываю туда свое добро.

---

Кирка убьют свои из соображения гуманности.
Причем сделает это сам МакКой. Вы только посмотрите на выражение лица доброго доктора. Там капсом написано все, что он думает о лучшем друге.



Англофандом ждет зарождения пресловутой дружбы Кирка и Спока. А я не жду. Я ее там не вижу. Понимаете, дружба - такая забавная субстанция, которая в условиях отношений вулканца и

пришибленного

ебанутого на всю голову землянина со справкой от психиатра, просто не выживет. А выживет чувство плеча и верность не просто товарища по команде, а тому, кому вольно или нет, доверяешь жизнь.
Вот Кирк и МакКой друзья. Поэтому МакКой лично траванет Кирка, когда тот достанет.

@темы: СТ

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"You know, when wefought the Cylons, we did it to save ourselves from extinction. But we never answered the question, Why? Why are we as a people worth saving? We still commit murder because of greed, spite, jealousy. And we still visit all of our sins upon our children.”　　
As Adama spoke, Laura could see members of the audience shifting a little with discomfort. She was surprised to discover how much she was moved by the questions Adama was raising. She could not have known it, but out in space, circling in a patrol pattern around Galactica, the Viper pilots were listening on the wireless, and one in particular, the one called Apollo, was also surprised by the commander’s words. And even in the brig, Kara Thrace listened, wondering. And in the CIC, the officers on watch. And throughout the ship, everywhere crewmembers had a moment to pause in what they were doing and listen.“We refuse to accept the responsibility for anything that we’ve done. As we did with the Cylons—when we decided to play God. Create life. And that life turned against us. We comforted ourselves in the knowledge that it really not our fault. Not really.” He drew a breath. “Well, you cannot play God and then wash your hands of the things that you’ve created. Sooner or later the day comes when you can’t hide from the things that you’ve done anymore.”

Я тут читаю...

@темы: БСГ, Книги

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я идиотка и это не лечится, никоим образом.

---

---

---

Люблю M&M's. Обожаю просто. И рекламу тоже люблю

---

БСГ: Кровь и хром

Смотрела и кайфовала.

Знаете, я БСГ смотрела… вот до сих пор не скажу, почему. Нет, скажу – ради чокнутых пилотов, ради жизни на корабле, ради атмосферности. Но потом пришел четвертый сезон, который сломал мне моск, и смотреть его с чаем в чашке почти невозможно. Без бутылки не разберешься. Я до сих пор так и не помню всего потому, что реально смотрела его по диагонали. А если нет, то серии не запоминались.
Но этот, то ли веб-сериал, то ли полнометражная предыстория – о, она такая настроенческая. Ее мало. Совсем мало. Всего мало. Времени мало, не дано развернуться, не дано вкусить реально, ничего этого не дано. Но вместе с этим Галактика прекрасна, рапторы прекрасны, и возникает знакомый вкус азарта – смотреть, писать, думать. Хуже! Я захотела пересмотреть БСГ! А я ее не пересматриваю, у меня психика не железобетонная, по второму кругу раскатывать эту красоту. И этот флот-призрак, знаете, сколько там всего можно раздуть. Черт, он мне интересен еще больше Галактики.

Отдельной строкой.
Билл Адама – подобрали мальчика, похожего на папу. То есть на Джозефа. То есть на актера, который играл Джозефа. Правда, тут такой затык – в кого он такой высокий пошел? Тощенький, но высокий? В дядю Сэма?)))) потому, что Джозеф небольшого роста. И Эвелин тоже. Точно, в дядю Сэма. Кстати, к старости Билл усох.
Кокер Фасджовик (пипец, выговорить такое) – не, ну знаете… ну… Полип, ты вообще понимаешь, что я запоздало свела в одно, и ржала, когда закончила просмотр? Хоть и не вслух. А вообще, чудный персонаж, я вам скажу. Сам по себе такой шкафчик, и типажик такой вкусный, нечесаный и небритый. И вообще, няшен до желания погладить. Особенно, когда за жопу укусили. И да, он же еще пианист!!
И даже несмотря на три момента общим счетом на три минуты – Майкл Допуд именно такой тут, как мне нравится. Там реплики – полторы. Но понимаете, там Мужик. И нет того телячьего взгляда, который лез в ЗВВ периодически. В общем, да, шикарен.

@темы: БСГ

---

Обитель зла: Возмездие

Кто на это ходит? Нет, вот реально я понимаю, что ходят, иначе бы Андерсон не снимал новую часть круче предыдущей. Но это уже идет как ужастик без сюжет. И понимаете, он был бы хорош в качестве простого ужастика, который дает разрядку для нервов, но со стороны это выглядит иначе. Это выглядит так, будто стареющая Мила потеряла себя в качестве разносторонней актрисы, которой она была с десять лет назад, и теперь все, что может – играть Элис. Причем этот фильм еще больше растерял остатки здравого сюжета и стал алтарем мэрии-сьюшности героини. Андерсон постепенно убрал всех, более-менее, целостных персонажей. Оливейра, Редфилды, Джилл. Нееет, эта белобрысая крыса – хотя да, Гиллори все так же привлекательна – не Валентайн. А так, одно имя и попытка как-то восстановить класс франшизы. Да, расширили функции Вескера, нарисовали Аду Вонг, вытащили Леона, наконец-то. И опять – пипец, как все кукольно и фальшиво. Милу вон всю обрисовали, выглядит, как фарфоровая куколка.

Знаете, я бы на месте Фера и Родригес слупила такие бабки с Андерсона и компании за участие в этом убожестве. Да, круто – фактурные мужики, красивый антураж. Но Андерсон так пересрал вкус зомбиапокалипсиса, что плакать хочется.
И да, как всегда качественно, красиво, круто. Но понимаете – мысль утеряна совсем. То, что интересно. Теперь это почти два часа отстрела, физических упражнений и компьютерной пластики. И ни души, ни кайфа, посмотрела и выключила.
Кстати! Вот как Ада Вонг, будучи человеком, вытворяет такие упражнения на каблуках??? Мэри-Сью! Во-первых, я все еще в шоке, какие супинаторы у женщин-копов Нью-Йорка, а они не вытворяют такое. Во-вторых, это же не реально и просто неустойчивая конструкция для прыжков. Вот только мужик может так думать, при этом рассчитывать на эстетику момента, а не на практичность. Сказать, что ли, было некому?
В общем, уже и четвертый фильм пованивал бредом, бессмысленным, но его искупило присутствие Эли Лартер в образе Клер Редфилд, с ее шикарным цветом волос. А пятый не спас даже нежно любимый Фер.

Ты гля, у них даже зомби вдруг мозги обрели для простых действий с пушками. Это как, а??? они же мертвые!!!!
В общем, к концу фильма удалось раскопать идею и цель. Но она была тааааак глубоко закопана под всей херней, что это было… не то. В общем, я люблю свою идею в голове, про Раккун-сити и команды Альфа и Браво. И про Редфилдов.
Ой да, а тут еще такой явный плагиат с Эллен Рипли. Нееее, на фиг. Круче Эллен Рипли нет никого.

А да! Отдельное все-таки спасибо за Гиллори. Я по ней соскучилась.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

08.03.2013 в 21:07

Пишет  Allora:

Имхо, прекрасно...

08.03.2013 в 21:51

Пишет  Черный юмор:

---

Вчера я была умной, переключила с Титаника, когда он начал тонуть.
Сегодня отвлеклась и все еще сижу в повторе на этом моменте.
Знаете, что каждый раз из меня выбивает слезы? Оркестр. Они знали, что им не спастись, но продолжали до последнего играть. И эти благородные английские джентльмены, посадившие своих жен и детей в лодки, и оставшиеся докуривать сигары и допивать виски.
Это страшно. Но именно это и трогает до глубины души.

И еще один кадр, когда уже затапливает волнами - престарелая пара в третьем классе, обнявшаяся на кровати.
Я как ревела 13 или 14 лет назад в кинотеатре, так и реву каждый раз, как смотрю.


Именно из-за этой сцены и того, что написала выше, у меня нет этого фильма. Я даже не думала его качать, смотрю исключительно по телевизору. Потому, что включать и каждый раз реветь с середины и до самого конца - я не смогу никому объяснить, почему меня доводит до слез история столетней давности. Причем не главных героев, а именно вот это побочное.

Не мог Кэмерон снять обычный блокбастер, снял то, что...

И не зря Хорнеру дали Оскар за музыку. Он и для Аватара все саунды писал.

запись создана: 08.03.2013 в 18:02