[yarinka]

Название: ...
Автор: Яринка
Фандом: ST Reboot
Жанр: гет, слэш, hurt/comfort
Рейтинг: NC-17
Персонажи, пейринг: МакКой/Чепел/Кирк, МакКой/Кирк, Кирк/Гейла, Спок/Ухура фоном, Чехов, Скотти
Размер: вчера там было что-то около 72 страниц вордом 12 Century. Короче, до хрена.
От автора:
1. В роли Кристины Чепел - Розамунд Пайк.
2. С Кирком Чепел не спала (до этого фика точно), с Энтерпрайз не уходила.
3. Идея принадлежит Полипу, насилие над идеей и извращение над текстом - автору.
4. Фик напрямую связан с этим. Читать сначала лучше тот, потом этот.
5. Автор впервые в жизни писал слэш, тем более высокорейтинговый слэш.

***
Звук открывающейся двери тесного челночного санузла заставляет МакКоя вздрогнуть и рыкнуть:
- Там что, не работает табло «занято»? – Но, обернувшись, он видит своего соседа по сиденью. Как его, Джим Кирк, кажется? В общем, тот парень, которому он за пять минут почему-то успел выложить подробности своей жизни, своего развода, своей боязни летать в целом, и космоса в частности. А еще обещал проблеваться. Парень же выглядел живописно, не говоря о жутком перегаре, которому МакКой откровенно позавидовал. Он вчера не пил, а жаль. – А, это ты. Чего тебе?
Парень запирает дверь туалета. Слишком маленькое помещение для двух мужчин не маленькой комплекции, но Джим не торопится уходить. Черт его знает, что именно его ведет, но сейчас срабатывают какие-то неведомые ранее инстинкты.
- Только руки не распускай, - предупреждает он соседа. Внутри все сжимается от неопределенности, а на лице нового знакомого проступает удивление. МакКой никак не может понять, что этот странный парень задумал.
У него соломенные волосы и синие глаза. И, даже несмотря на побитую морду, он располагает к себе. А еще от него исходит то, что МакКой не сразу определил – какое-то ощущение неприкаянности, и оно задевает и завладевает им самим. Леонард хочет его стряхнуть с себя, ведет плечами, но уже понимает – бесполезно.
И даже не сопротивляется, когда Кирк пихает его к двери, это лучший способ подстраховаться, что никто не вломится. У Джима подрагивают руки, когда он нащупывает пуговицу, а затем и молнию джинсов МакКоя, попутно даже пытаясь пояснить, какого черта он делает:
- Ты либо облюешь весь салон, либо отвлечешься. И последнее лучше. И вообще…
Что вообще остается непонятным, Джим и сам стушевывается от собственной решимости, и того, что он собирается делать минет незнакомому мужику в санузле челнока, несущего их в Академию. Собственно, такого он еще не делал.
- Ты… уже это делал?
- Ну, как сказать… школьный туалет и девочка-старшеклассница, отсасывающая тебе, считаются?
Вообще-то, нет. И МакКой зависает на мгновение, думая о том, что неопытного пацана пускать к собственному члену рискованно. Но он прав, либо так, либо опозорится перед потенциальными сослуживцами. Джим опускается на колени перед МакКоем, наконец, справляется с молнией:
- А ты?
- С мужчиной нет.- А Джоселин не особо баловала его минетом.- Все бывает в первый раз, очевидно. – Леонард приспускает с бедер джинсы и боксеры, высвобождая член, а по спине пробегает дрожь от необычности момента.
У Джима сильная хватка, и буквально парой движений он заводит МакКоя. Леонард откидывается на дверь, невольно расслабляется, напряжение уходит из тела, забирая с собой и тошноту. Желудок перестает сжиматься, на смену дерьмовым ощущениям приходит нечто иное. А парень молодец. И даже нет нужды думать о какой-нибудь знойной красотке, когда Кирк сначала проводит большим пальцем по головке МакКоя, а затем прикасается губами к ней.
И дикость ситуации перестает иметь значение для обоих.
Движения все еще неловкие. И на самом деле Джим понятия не имеет, что делать с языком. С руками проще, он знает, что ему самому нравится, поэтому знает, как пристроить руку поудобнее, где сжать посильнее, как потянуть. МакКой, вроде бы, не возражает, и даже сдавленно начинает постанывать. А вот что делать с языком? Но рука Боунса, опустившаяся на голову, его зарывшиеся в волосы пальцы, дают понять, что все относительно правильно. И Джим продолжает, чувствуя, как Леонард подается бедрами ему навстречу, помогая…
***
Они даже не сговариваются, что будут жить в одной комнате. Просто так выходит, и обоих это устраивает. Разбросанные вещи Джима Леонард замечает лишь тогда, когда не может найти что-то свое. Коллекция разнообразных бутылок под батареей исправно пополняется, лишь изредка прорежаясь за счет неудачно брошенного Кирком в стену мяча. Дежурства по комнате – миф, о котором оба вспоминают лишь накануне комендантской проверки, график которой вывешен в холле. Комендант корпуса по неопытности когда-то рискнул нагрянуть к курсантам с проверкой без предупреждения. О том, что там было, слагают легенды, очень разнообразные, но правду не знает кто. С тех пор комендант заикается и вывешивает график проверок.
Наверное, они бы оба не зашли так далеко друг без друга. Об этом никто не говорит вслух, но каждый знает для себя. МакКой уже на втором месяце сбивается со счета, из скольких драк вытаскивает Джима, сколько раз придумывает в полиции истории, чтобы очередной арест не дошел до куратора, и сколько переводит на друга потащенного из больничного приемного покоя антисептика, пластыря и аспирина. А Джим и не считает, сколько раз приходилось едва ли не пинками выколачивать МакКоя из лаборатории, напоминать тому, что есть вообще-то тоже надо, и помимо белого халата можно надеть что-то другое и пойти в город. Такой манящий своими соблазнами Сан-Франциско. Больше тихой аграрной Айовы Фриско казалось просто нескончаемым праздником, где каждый вечер что-то происходило. И это что-то Кирк хотел получать в полном объеме, при том, что наутро нужно было отрывать голову от подушки, зад от кровати, чья бы она ни была, и валить на занятия.
Они никогда не говорили о том, что произошло между ними в челноке, оставив это в стороне. Было и было. МакКой без ревности наблюдал, как у друга сменяется череда подружек, некоторые держались с неделю, некоторых хватало на пару часов. Кирк же всегда брал не только для себя, но и для друга, и не важно, что друг не всегда это ценил.
***
Джим жмурится от яркого солнца, жалея, что не взял солнцезащитные очки. Небо в Сан-Франциско такое же голубое, как и в Айове. А вот травы там нет, если не считать всходящих посевов. Но Джиму иногда не хватает свободы, возможности мчаться на мотоцикле, ветра в лицо, пусть и с пылью вместе. Той свободы, которую Пайк ему обещал, когда звал в Академию - космос, открытые просторы, большое будущее, что-то великое. Не то что бы Джим Кирк гнался за великим, скорее уж хотел хоть в чем-то приблизиться к отцу, такому белому пятну в его жизни, о котором даже мать уже давно перестала рассказывать. Собственно, матери так же давно не до сына. А о Джордже Кирке в той же Академии знали больше, чем Джим.
Опустившаяся на голову Джима рука перебирает волосы и возвращает его в реальность. Он ловит ее, рассматривая зеленые длинные пальцы, десяток тонких и более толстых браслетов, мелодично звенящих при каждом движении.
- Там нет ничего нового, - мурлычет Гейла, и Джим улыбается. Сыто и довольно.
- Лучшая пара по истории образования Федерации.
Гейла уже смеется, вытягиваясь под ним – голова Джима с удобством устроилась на ее обнаженной груди. Ей нравились такие моменты: вот так растянуться во весь рост на шелковистой траве, слиться с ней, предусмотрительно стянув китель учебной формы, чтобы подставить зеленую кожу солнечным лучам. По мнению орионки, земляне слишком закомплексованные, придают много значения условностям. У орионцев тоже есть условности, но они не ставят целью ограничивать свободу народа.
А Джим… Джим выпадает из общего стройного ряда людей. Вроде бы кажется чужеродным элементом в этом месте, и в тоже время ничего более естественного не существует. Только помимо безбашенности, Гейла видит в нем внутренний надлом. Джим сам не придает этому значения, но в ней просыпаются чувства сродни материнским: обнять, приласкать, приголубить. И вот потом не вдумывайся в работы Фрейда, которых Гейла начиталась из любопытства.
По тому, как воздух наполняется голосами и разнообразным говором, становится ясно, что очередная пара в Академии подошла к концу. Кадеты бегут из корпуса в корпус, кампус снова наполняется жизнью.
- Оденешься? – Любопытствует Джим, не выказывая никакого желания лишаться такой прекрасной подушки под головой.
- Не дождешься.
Стоит Гейле шевельнуть рукой, как браслеты с готовностью отзываются перезвоном. Маленькая поблажка, которую себе позволяет орионка, хотя устав не разрешает подобного. Но ей не впервые нарушать в мелочах расписанный свод правил.
Послеобеденную идиллию нарушает упавшая на загорающих тень.
- Боунс, ты закрыл собой солнце.
МакКой не спрашивает, как Джим догадался, что это он, лишь раздраженно говорит:
- Еще один прогул, и тебя не аттестуют.
- Да кому нужна эта история Федерации?
МакКою хочется согласиться с Джимом, но он поджимает губы и опускаются рядом на траву, которая наверняка оставит зеленые разводы на темно-бордовом материале брюк. Он расстегивает пуговицу на вороте, затем вторую, чувствуя облегчение. И бросает косой взгляд на Гейлу. Она в ответ наблюдает за ним из-под полуопущенных век. Как ни странно, но у этого мужчины интерес начинается там, где включаются ее феромоны. И чисто в экспериментальных целях он был бы не против подпасть под их воздействие, только бы после этого смог укомплектовать полученные результаты.
- Опять будешь принюхиваться?
- Они же не пахнут, сама говорила.
МакКой опирается на локоть, устраиваясь полулежа, и с неохотой отвлекается от созерцания инопланетянки. Если бы Гейла не контролировала себя, то за ней бы по пятам ходило все мужское население кампуса. А так только треть, самая чувствительная. Но сейчас Леонард уже смотрит на Джима, сползшего головой на живот девушки:
- От тебя ждут все самостоятельные задания за семестр. Завтра.
- Легко.
- Ты волшебник?
- Нет, но все равно легко.
МакКой качает головой:
- Тебя вышибут, Джим.
- Не вышибут. Ты же не позволишь?
МакКою хочется фыркнуть. Манипулятор хренов. Иногда Леонард задумывается, Джим в самом деле не понимает, как умеет привлекать людей или же беспринципно этим пользуется? Вот и Гейла рядом с ним совсем как кошка, нежится в лучах солнца, едва не мурлычет. Может, если почесать в правильном месте, и замурлычет.
Конечно, он не позволит, чтобы Джима вышибли, а, значит, поможет с заданием. Нет, Джим не наглеет, на чужих мозгах выезжать не станет, но лишние руки и голова не помешают.
- У меня голова, а не дом советов, - ворчит Леонард. И думает о том, что никогда и ни за что не пойдет служить на корабль, где будет командовать Джим Кирк. Упаси его боже от такой ошибки.
***
Джим не задумывается, почему Гейла становится какой-то константой в его жизни.
Гейла об этом тоже не задумывается.
Сначала злится, когда эта скотина идет налево.
Потом пытается не пускать возвращенца.
Потом смиряется и привыкает, сама будучи не особо-то моногамна. Для моногамии требуется нечто большее, чем просто хороший секс.
Когда МакКой говорит, что Джим простыл, она приходит, чтобы с ним посидеть. Без разговоров дает засыпать на своей груди, уговаривает выпить гадостную на вкус микстуру, которой его поит добрый доктор, прикладывает компрессы ко лбу.
Увиденный когда-то надлом уже не так заметен, Джим натренировался его скрывать. Но именно тогда Гейла вдруг осознает, что перед ней, по сути, недолюбленный мальчишка. Он был не нужен дома, и теперь, как бездомный кот, ищет тело, у тепла которого можно погреться.
И Гейла сдается, кляня не столько сострадание в себе, не столько магнетизм Кирка, которым тот держит возле себя не только ее, но и МакКоя, сколько собственный материнский инстинкт, неизменно просыпающийся, рано или поздно. И эта дивная смесь чувств к этому мальчишке – Гейла не может не ощущать вес собственной прожитой жизни там, где год идет за два, а опыт весьма весомая штука – не дает гордо развернуться и уйти, но заставляет оставаться и заботиться. Даже не смотря на то, что эгоизм Джима ранит.
***
- Ай-ай-ай, - Джим искусно хнычет, стоит Гейле шлепнуть его по плечу.
- Ой, вот не надо, не так уж он тебя отлупил, - фыркает орионка. Она поднимается с кровати в поисках аптечки, пока Джим все так же изображает умирающего. По пути к цели Гейла успевает освободить рыжую гриву от шпилек, которые не давали ей рассыпаться в течение учебного дня, а затем и снять форму, оставаясь лишь в нижнем белье. Каждое движение девушки наполнено врожденной грацией, и весь процесс выглядит как танец. Джим даже забывает стонать, завороженный этим домашним стриптизом. Гейла оглядывается через плечо:
- Полегчало?
- Ой нет, - Кирк снова, еще более показушно откидывается на подушку и начинает демонстративно стонать. А Гейла лишь смеется.
Она возвращается к Кирку с тюбиком мази в руках:
- Поворачивайся на живот, горе ты мое.
- Гейла, ты же помнишь, что лежачего не бьют?
- Давай уже, лежачий!
Напоследок Джим лениво скользит взглядом по фигуре орионки, внимание притягивает салатовый лифчик с алыми маками, совершенно неуставной. Хотя еще больше его притягивает то, что спрятано в этом самом лифчике. С самым тяжелым вздохом в своем арсенале, Джим переворачивается на живот после того, как Гейла, спохватившись, помогает ему снять футболку.
- Весь бок в синяках. Слушай, тебе бы к врачу…
- Боунс на учениях у черта на рогах, - признается Джим. – А к другому я не пойду.
- Что, не изменяешь?
- Не ревнуй.
Гейла фыркает, всем своим видом показывая, что только этого не хватало.
- Мог бы и не лезть в первых рядах, знал же, что тебя уделают.
- Я и не лез.
Джим и, правда, не лез. Только не отличался пунктуальностью, в который раз опаздывая на спарринг по рукопашной. За что и получил в напарники не кого-то, а самого инструктора. И даже тень Джорджа Кирка – почему о его подвиге знают все в Академии? Это уже начинает раздражать Джима до зубной боли – не спасает от того, что Джима лупят на всех законных основаниях, оставляя лишь синяки, но не больше.
Ладони Гейлы, мягко, но одновременно с нажимом, двигаются по спине и бокам Джима, пока она сама с удобством устраивается на его заднице. Остается только надеяться, что этим оказание первой помощи не ограничится. Но пока, стоит ей прикоснуться к синякам, как у Джима искры из глаз брызжут.
- Ты заносчивый идиот. А еще тебе нужны дополнительные тренировки.
- Ты звучишь, как Боунс и инструктор одновременно.
- Ну, так я же видела, как он тебя раскатал! Как девчонку!
- Ты еще скажи, что и ты бы со мной управилась.
Боль постепенно стихает, стоит крему начать впитываться. И Джим разомлевает ровно до той минуты, когда Гейла склоняется к его уху, грудью касаясь обнаженной спины:
- Легко. Ай!
Она взвизгивает, когда Джим опрокидывает ее на спину, и теперь уже он нависает над ней.
- Да ну? А сейчас ты бдительность потеряла. – Он смеется. Искренне, довольно, по-мальчишески. Гейла видит это по тому, что в аквамариновых глазах светятся искорки. И мысль оказать сопротивление отступает мгновенно. Она сгибает ногу в колене, но не наносит удар, а лишь прижимается ею к паху Джима:
- Ты тоже, Джим.
- Но ты же туда не ударишь? Будет жаль испорченный товар.
Он слишком самоуверенный. Иногда до заносчивости. И Гейла прекрасно понимает инструктора по рукопашной. Ей и самой иногда хочется проучить Кирка. Но не в эту минуту, когда его руки уже шарят в поисках застежки лифчика, а губы накрывают ее в поцелуе.
Ему нравится ласкать ее кожу. Она знает все его эрогенные зоны. А еще чувствует, что сегодня он хочет растянуть удовольствие, наиграться, и поэтому его ласки неторопливы, с ленивым оттенком. Джим знает тело Гейлы настолько хорошо, чтобы продержать все это время в состоянии сладкого томного желания. Он оставляет несколько легких укусов на изгибе ее плеча, в отместку получает несколько царапин на спине, заставляющие его выгнуться. И возмущение:
- Кирк, ты все еще в штанах?
- Секунду!
Кажется, что Джиму и правда хватает секунды, он стягивает штаны вместе с трусами, оказываясь снова на Гейле. И она уже просто не в состоянии думать о чем-то другом, кроме тяжести его тела, его поцелуев, его эрекции. В такие минуты все мысли просто исчезают, оставляя лишь тела, движения, удовольствие.
Гейла выгибается под поцелуями Джима, прокладывающего дорожку от ее груди по животу к низу. Его губы смыкаются на чувствительном клиторе, заставляя сорваться орионку в стон, раздвинуть ноги, давая ему больший доступ. И думать о том, что в такие минуты она, действительно, вполне себе видит звездочки. Впору возненавидеть Джима, умеющего сделать ее безвольной куклой в такие моменты. Гейла закрывает глаза, чувствуя, как его палец проникает внутрь, сначала один, потом уже два. И через несколько движений она уже сама подается ему навстречу.
Чертов Джим Кирк.
Если открыть глаза, то она увидит, что эта белобрысая падла еще и следит за ней глазами, наслаждаясь делом рук и губ своих. От этого возникает немилосердная мысль двинуть ему ногой, куда придется. Но ноги стали такими мягкими, будто без костей. И в голове пульсирует лишь одна мысль: хочу его, хочу его еще больше.
Каким-то образом Джим отлавливает тот момент, когда она уже готова вот-вот кончить, и останавливается. Гейла срывается на жалобный всхлип:
- Сссссволочь…
Но ответом служит смех. Джим ловит ее губы, приподнимается над ней, и входит. Делает это мучительно медленно, продвигаясь дюйм за дюймом, не давая Гейле ни возмутиться, ни застонать, ни даже наполнить воздухом легкие, горящие от затяжного поцелуя. Сколько раз она ему говорила, что у него задатки садиста? Но ему нравится момент, когда ее тело под ним, напрягается, как струна, и он может на нем играть. Начинает двигаться, разрывая поцелуй, Гейла судорожно ловит воздух, выгибаясь под ним. А Джим все не может отстраниться от ее тела, покрывает легкими поцелуями шею, плечи, грудь орионки. И продолжает двигаться в ней слишком медленно, слишком томно, оттягивая момент оргазма настолько, чтобы успеть и самому дойти до кондиции. Если бы могла, Гейла бы его ударила. Она и хочет это сделать, потом, когда он перестанет над ней издеваться, когда они придут к логическому завершению, и будут лежать после секса, расслабленные и ленивые. Она хочет это сделать каждый раз, когда он играет с ней, как кошка с мышкой. Но все равно не делает, не нарушая сладостное послевкусие.
Любой другой за это поплатился бы.
Но гордая орионка многое прощает Джиму Кирку.
Иногда кажется, что слишком многое…
Джим упирается обеими ладонями в полку в изголовье кровати и, наконец, начинает двигаться в Гейле резче, от чего движения выходят глубже, ярче, насыщеннее. Орионка вскидывает бедра навстречу, стремясь взять максимально все, выгибается, не сдерживая стонов, которые переплетаются со стонами Джима. И ему кажется, что это самый сладостный звук.
***
О гибели Гейлы МакКой и Кирк узнают, стоя бок о бок на мостике Энтерпрайз. Имена появляются на экране, каждый из присутствующих видит знакомое. Треть Звездного флота канула в небытие стараниями Нерона. Чехов бледнеет, встречая в списках погибших тех, с кем учился, кто донимал юного вундеркинда, высмеивая его упертость. Позади Ухура сдавленно всхлипывает, и даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, что она уткнулась в плечо Спока. А МакКой поворачивается к Джиму. Но капитан стоит, выпрямив спину, бесстрастный, лишь в аквамариновых глазах плещутся льдинки. Мстить уже некому и некуда деть лезущую злость на смерть Гейлы.
- Если бы только ее отправили сюда, - всхлипывает Ухура.
А МакКой думает, что Джим мог оказаться на Фаррагуте. И не может не радоваться, что не оказался. Но это не отменяет ноющей боли при воспоминании о рыжеволосой зеленокожей девушке, с дивными феромонами, грацией кошки и безграничной любовью к Джиму Кирку, как он есть.
- Джим…
Капитан отмахивается. МакКой с удивлением понимает, что уже какое-то время даже мысленно зовет друга капитаном, хотя официально он так и не назначен на это место. Возможно, и не будет.
- Все нормально.
- Джим, ты не…
Договорить МакКой не успевает, ответом служит спина уходящего Кирка. У них полно дел. Нужно написать кучу отчетов. Нужно разобраться с оставшимися в лазарете пациентами. А Джима еще ждет серьезный разговор с Пайком. Мало кто во флоте считает, что вчерашний кадет, пока еще недоучка, может принять командование одним из лучших кораблей Звездного флота.
- Кажется, капитан пережил только что шок, - замечает Спок. МакКой резко оборачивается, открывает рот, но… что он может понимать, этот чертов бесчувственный вулканец? Вон, к нему Ухура липнет, вся такая несчастная, а он взял и отодвинул ее в сторону, беспокоясь, что капитан пережил шок. Он планету потерял, мать потерял, но его это волнует меньше всего. – Меня беспокоит его способность адекватно реагировать…
Теперь уже МакКой выходит с мостика, не дослушивая обращенных к нему слов. Ему нужно освободить медотсек, отправить раненых в госпиталь на Землю, и после этого найти Джима. Потому, что погибла Гейла. Не просто девушка, с которой Джим перепихивался, а друг. Его друг. Их друг. Но МакКой включает врача, не позволяет себе зацикливаться на этом и запрещает думать о зеленокожей девушке с рыжими волосами.
***
Приход Кирка посреди ночи становится неожиданностью для МакКоя. И он просто сторониться, пропуская капитана в каюту. Не возникает желания язвить и плеваться ядом, только сунуть Джиму в руки стакан с бурбоном.
Джим выглядит до боли потрепанным. Взъерошенные волосы, бледная кожа, залегшие под глазами тени. И на этом фоне слишком яркие синие глаза. Сидит на диване, сжимая в руке стакан, но так и не сделав ни глотка. МакКой знает наверняка, что из такого ступора – видимо, уже достигшего своего апогея – вывести можно только несколькими способами: напоить до отключки, вколоть седативное и трахнуть. Занятие сексом сюда никак не подходит, потому, что тут именно «трахнуть». И первые из двух способов Леонард отбрасывает в сторону, прекрасно понимая, точка, когда они бы подействовали, уже пройдена.
А подумать о третьем МакКой не успевает, когда теплые губы Джима накрывают его в требовательном поцелуе. И Леонард, хоть и притормаживая на считанные секунды, обнимает капитана.

Сначала кажется, что все закончится лишь поцелуями и минетом, максимум сном в обнимку. Они оба раздеваются быстро, легко справляются со считанными пуговицами, швыряя одежду в одну кучу, где путается желтая и синяя форма. Но чуть позже, когда они оказываются в постели, покрывая тела друг друга поцелуями, прерываясь лишь на короткие вздохи, МакКой слышит приглушенное бормотание Джима:
- Трахни меня.

От удивления Леонард останавливается в своих педантичных исследованиях тела друга – тут шрам, скорее всего, напоролся на что-то острое, явно еще с подросткового возраста, слишком белесый на загорелой коже, там синяки, и он точно знает, откуда, сам лечил, здесь длинная ссадина, ей уже пара недель – и переспрашивает:
- Что?
- Трахни меня, - уже внятно повторяет Джим и в его глазах читается такая тоска, что сердце начинает болезненно ныть. А Леонард и правда думал, что многое в жизни повидал.
Он все еще пытается осмыслить просьбу, больше похожую на требование. И не уверен, что сейчас подходящее время для такого, прекрасно понимает все границы, и знает, что без подготовки этого не сделать нормально, никого не травмируя. И в первую очередь самого Джима.
- Если скажу, что нужен более обстоятельный подход, ты уйдешь?
Вместо ответа Джим садится и начинает искать свои трусы, предоставляя Леонарду глазеть на его спину.

Он не может ему этого позволить, хотя все противиться такому идиотскому подходу к моменту. МакКой обнимает Кирка со спины, неловко целует его в плечо:
- Хорошо.
То ли вспоминать виденную в свою время порнуху, то ли – осмотр по проктологии. Но все заканчивается найденной массажной мазью.
Нет никаких предупреждений, что будет больно. Нет никаких советов расслабиться, устроиться поудобнее, лишь Джим утыкается лицом в подушку, подставляясь другу.
Леонард задается вопросом: не за этим ли изначально он пришел?
Тело сопротивляется, когда его палец, обильно смазанный кремом, пытается проникнуть внутрь. Но настойчивости МакКою не занимать, и раз за разом, постепенно, он добивается своего – проникает дюйм за дюймом, чувствуя лишь судорожные вдохи Джима, уткнувшегося в подушку. В какой-то момент ему хочется спросить у того «Хватит?», но заранее знает ответ. Нет, не хватит.
С членом все сложнее. Время никто не засекает и несколько подходов не делает. От этого несет садизмом, но МакКой не обращает внимания на сдавленный стон Джима, на то, как болезненно напрягается тело, что у Джима, что у него самого, на то, как неприятно становится в тот момент, когда все-таки внутренние мышцы Кирка поддаются напору, раскрываясь, практически заглатывают член МакКоя в тиски до искр из глаз.

Леонард не понимает, на каком моменте дискомфорт и боль переплавляются в удовольствие. Но оно просачивается в ощущения сначала робко и несмело, завладевая обоими. И Джим перестает быть таким тугим, и МакКой перестает осторожничать с движениями, входя глубже и резче, сжимая бедра партнера, рискуя оставить синяки. Но абсурдность ситуации исчезает. И Леонард уже не думает ни о чем, кроме того, что у Джима изменился голос, что в стонах нет напряженного ожидания боли, что тот уже начинается подаваться навстречу, подставляясь и позволяя увеличить скорость.
А затем наступает разрядка. То ли поочередно, то ли одновременно, но в мозгу взрываются то ли фонтанчики, то ли искорки, обдавая покалыванием все тело. Первым сдается Джим. У него подгибаются колени, он со стоном падает на кровать под последним толчком МакКоя, шумно втягивая воздух и пытаясь понять, что же это было. Потому, что последние часа два, прошедшие от момента, когда переборка каюты МакКоя открылась, и до текущей минуты, были словно во сне. Джиму казалось, что он видит себя со стороны. Сейчас… сейчас он чувствует себя живым, но вымотанным. Нет сладкой истомы, которую оставляла после себя Гейла, но есть глухое удовлетворение, стоит лишь шевельнуться и почувствовать ноющую боль в заднице. Что ж, результат налицо.
…Гейла…
Джим закрывает глаза и пытается уцепиться за остаточные эмоции прошедшего момента. Ему нужно поспать хотя бы несколько часов. Он поворачивает голову к Леонарду. МакКой лежит на спине, прикрыв глаза. И не задает вопросов, не лезет с психоанализом, не пытается раскрутить винтики и добраться до содержимого его черепушки. За что Джим безгранично благодарен. Он позволяет себе еще несколько минут насладиться уютом чужого тела рядом, а потом поднимается, чтобы уйти.
***
- Доктор, я все-таки считаю, что вам следует обратить внимание на моральное состояние капитана?
Интересно, если Спока треснуть головой о стол, она расколется?
МакКой помнит, что давал клятву Гиппократа, которая приводит к простой формулировке «не навреди», но сейчас ему очень хочется навредить Споку. Ладно бы, он сказал что-то, что стало бы откровением. Но МакКой и так знает, на что ему следует обратить внимание. Другое дело, что это все очень сложно. Джим приходит к нему раз в несколько дней, они занимаются сексом, а потом он уходит. И все это делается молча. Без единого слова. И по хорошему Леонарду это следует остановить, но как это сделать? Джим смотрит на него, и в этот момент отваливается все раздражение молчанием.
- И чего вы хотите от меня? Я не психиатр, а рядовой врач.
То, что этому рядовому врачу неожиданно доверили медицинскую службу Энтерпрайз, удивило Леонарда едва ли не сильнее, чем назначение Джима на должность капитана. И в первые несколько часов он даже подумывал, как отказаться. Слишком много ответственности свалилось за один раз. Но отказаться он не смог, и теперь сражался с кучей отчетов, персоналом, запивая стресс бурбоном.
Так и до алкоголизма недалеко.
- Да, но вы начальник медицинской службы.
- И что? – Леонард упорно не понимает, к чему клонит сидящий в кресле напротив Спок. – Вы вообще сами пробовали поговорить с Джимом? Чтобы это сделать, нужно сдать спринтерский забег по коридору, проявить чудеса ловкости, чтобы проскочить в щель закрывающегося турболифта, и в конечном счете заставить его говорить. Замкнутое пространство тут не играет роли. Предлагаете мне его пинать ногами?
Определенно, Спок не понимает всей тяжести положения. А МакКой не понимает Спока, только потерявшего планету и мать, но остававшегося все таким же логически-отмороженным вулканцем.
- Смею вам напомнить, - первый помощник поднимается из кресла, - что через несколько дней у нас миссия. И мы с вами не можем позволить капитану отправляться в таком состоянии в путь. Мне придется написать рапорт и изложить свои мысли на эту тему.
Ну и что в том рапорте будет? Нет, правда, что? Спок напишет, что Кирк ведет себя, словно ему в задницу вставили батарейку Энерджайзер? Что оказывается практически в двух местах одновременно, пышет оптимизмом, радуется жизни? То, что это нездорово, определит любой, мало-мальски разбирающийся в психологии, специалист. Отправят на внеочередное освидетельствование у мозгоправов – МакКой морщится, вспоминая свои походы к ним – только никто не учтет одной простой вещи: Кирк, может, и псих, но это такая изворотливая скотина, что фиг поймаешь его на горячем. И МакКой лишь вздыхает, подумывая о гипошприце с седативным. Скорее, уж для себя, чем для Джима, но вместо этого делает глоток бурбона. Похоже, для этой миссии придется хорошенько пополнить свои запасы спиртного, иначе не выжить.
***
Если бы Джиму снилась Гейла, было бы проще. Беда в том, что Джим совсем не может спать. Он, словно, объелся энергетических батончиков и его колбасит во все стороны. Впрочем, ему это состояние нравится, хотя окружающие почему-то беспокоятся. Хуже, когда становится тошно и душно, и пустая каюта давит на психику. И те часы, которые следовало бы потратить на отдых и восполнение сил, превращаются в ад. А в голове курсирует мысль: я должен был там быть.
Если бы Джима спросили, почему, он бы не ответил. Просто не знает ответа. Лишь какое-то тоскливое ощущение, переплетающееся с ощущением пустоты там, где раньше жило знание, что у него есть Гейла. Его всегда согревала мысль о том, что он может к ней вернуться. Попасть в ее ласковые объятия, почувствовать, как она перебирает его волосы, услышать хрипловатый смех. Теперь ничего этого нет, и не будет.
В очередной раз, когда после секса с Боунсом Джим собирается устроить побег, его останавливают. У Боунса тяжелая и теплая рука, и она ложится на обнаженной плечо друга. От него пахнет бурбоном, а еще Джим знает, что тому жутко хочется курить.
- Ты не железный, Джим.
- А жаль, - хмуро отвечает Кирк, но не скидывает руку, не порывается встать, и они так и сидят бок о бок на кровати, в чем мать родила.
- Я могу тебе помочь.
- Ты и так помогаешь.
Даже в полумраке заметно, что Джим выглядит старше. Нет, не постаревшим, просто без привычной улыбки, от которой у МакКоя теплеет в груди, он выглядит старше.
- Но, видимо, этого недостаточно. Ты не спишь.
Джим качает головой. И опережает следующий вопрос Леонарда:
- Дело не только в Гейле. И не в том, что мне кажется, что я проживаю жизнь взаймы. Мы не спасли целую планету.
- Мы ничего не смогли сделать. И спасли Землю, Джим.
- Это лишь слова.
- Это реальность. Это в мире иллюзий все получается по мановению волшебной палочки. А тут, в реальности, много дерьма, грязи и крови. И все равно это не причина загонять себя в гроб.
Джим смеется. Невесело, с привкусом горечи, но смеется.
- Боунс, ты стал оптимистом.
- Поверь, мне это не приносит удовольствия, - ворчливо замечает Леонард, и сам понимая, что взял на себя совсем непривычную, не идущую ему роль, - но кто-то же должен, раз ты не хочешь. Джим, серьезно, если не прекратишь, я привяжу тебя к кровати и буду колоть седативным, пока не выспишься! – Разговора не выходит. Наверное, потому, что оба не умеют проникновенно говорить о боли, собственной или чужой.
- А как же клятва Гиппократа?
- Вот Гиппократ мне и поможет!
Они смотрят с минуту друг на друга, а потом Джим улыбается. Чистой и спокойной улыбкой. И Леонарда отпускает. Проблема не решена, но Джим не сбежал, уже прогресс.
- Останься у меня, - предлагает он, не уверенный, что Кирк согласится. Но он уже поискал информацию о проблемах со сном, и решил начать с безболезненного, на его взгляд, способа: оставить Джима спать у себя, раз он все равно к нему приходит.
Джим колеблется. Он хочет фыркнуть, отпихнуться и уйти. Потом спросить: а ты меня не бросишь? Но от этого вопроса за милю несет безнадежностью и признанием собственного страха, что его снова оставят одного, что он так и не решается спросить. А МакКой терпеливо ждет ответа. И, в конце концов, Джим решается, хотя ему страшно до холодка в желудке:
- Только я сплю с правой стороны.
- Вообще-то, справа сплю я… - начинает Леонард. Не к ночи будут упомянуты споры с Джоселин, чей светлый образ МакКой вряд ли когда-нибудь вытравит из памяти и дело не в том, что она мать его единственной дочери. Эта женщина умудрялась каждую ночь выбирать другую половину кровати, а потом не понимала, почему диван в кабинете ему роднее! – Но так уж быть, уступлю.
И Джим спит. Пусть и беспокойно - ворочается, стягивает одеяло, спихивает на пол подушку, пару раз пихает под бок МакКоя. Но он спит. И на утренний вопрос «как спалось?» Леонард отвечает:
- Как младенцу.
Хотя на самом деле, более не выспавшимся МакКой бывал лишь в годы супружества.
***
Кристина Чепел чем-то напоминает Джиму мать. Может, дело в ее светлых волосах – хотя мать никогда не перехватывала их лентой в хвост на макушке; или же в том, что Кристина не повышает голоса – мать орала редко, в основном, на него; а может все дело в том, что у Кристины в лазарете идеальный порядок, и сама она непогрешима – именно такой Джиму в детстве казалась Вайнона Кирк.
Но ничего из этого не мешает ему подкатывать к старшей медсестре МакКоя. Да и постепенно становится ясно, что Чепел далека от божественности, которой ее готова наделить большая половина экипажа корабля за умение укротить доброго доктора.
- Ты с ней спишь? – Джим нависает над МакКоем, склонившимся над микроскопом.
- С кем?
Образцы слишком похожи, и Леонард отчаянно жаждет проследить плохо заметные изменения, едва ли не впервые за пару последних месяцев усевшись за свое исследование.
- С Чепел!
- Что? – На опознание фамилии уходит несколько секунд, потом перед мысленным взором предстает образ длинноногой блондинки в синей форме, которая и правда его старшая медсестра. – Нет, - отрезает Леонард. Дальше почти хочется сказать, что у него нет времени на такие глупости.
- Вот и я так думаю, что ты с ней не спишь, но она все равно не соглашается пойти со мной на… свидание.
Зудение Джима над ухом порядком раздражает МакКоя.
- К тому же она отвадила от меня всех твоих медсестер, каким-то образом объяснив им, что со мной спать не надо.
- Ничего более разумного еще не слышал, я должен этой женщине по гроб жизни.
- Ты в курсе, - Джим склоняется над плечом МакКоя, от чего Леонард раздраженно выдыхает сквозь сжатые зубы, - что это чревато сперматоксикозом?
- Ну да, а в таком состоянии ты кидаешься на каждое живое существо, не отслеживая его пол. – Леонарду приходится отдвинуться от стола, двумя пальцами он потирает переносицу. Тепло тела Джима не нервирует, не мешает и не давит на психику. Он снова спит по ночам, чувствует себя спокойнее, и они снова не обсуждают то, что было, как и в случае с челноком.
- Эй, я не знал, что авиранцы гермафродиты!
- Среди них есть гермафродиты. И отличить их можно по цвету глаз.
- Знаешь, у нее… у него…
Джим теряется, как обозвать ту красотку, которая так его увлекла во время недавнего визита на Авирану. Это и, правда, сложно, с виду красивая женщина, на деле же бесполое существо.
- У этого, - помогает Леонард.
- В общем, в тот момент я не мог смотреть ей в глаза.
- А следовало.
- Можно подумать, ты никогда так не ошибался!
МакКой смотрит на Джима и качает головой. Вот так он точно не ошибался. Просто потому, что не спит с инопланетянками, хотя некоторые весьма интересные. Но неизвестные болезни, странные беременности, реакции организма и прочее подобное интересует его исключительно с точки зрения врача, не более.
Джим смотрит на поджатые губы собеседника, на его скептицизм, большими буквами написанный на лице. И сдается:
- Ладно. Ты не ошибался. Но это не повод лишать меня медсестер.
- Либо так, либо инъекция брома. Зато ближайшее время ты будешь спать, как младенец. И даже дрочить не понадобиться.
- Да иди ты… только попробуй приблизиться ко мне со своим бромом.
Видимо, Джим, в самом деле, опасается насилия над своим сексуальным либидо, иначе не объяснить быструю капитуляцию. У него вдруг срочно находятся дела, и это несмотря на то, что его смена закончилась. Но что устраивает МакКоя, что обсуждение Чепел закончено. Леонард и сам не понимает, почему мысль о том, что Джим может соблазнить его старшую медсестру, неприятна ему. И дело тут точно не в том, что он лишится квалифицированной помощницы. Или все-таки в этом? МакКой возвращается к своим образцам, но думает не о том. Со времени появления Чепел в медотсеке царит порядок, еще более идеальный, чем у него, к графику медсестер, как и к спискам медикаментов и режиму стерилизации инструментов Леонард не прикасается, лишь пишет отчеты. Бюрократической составляющей стало два раза меньше, и это идет на пользу исследованиям.
Вот и все, предельно просто. И МакКой надеется, что все-таки Чепел окажется стойкой и не поддастся на провокации этого синеглазого полудурка… простите, капитана.
***
На самом деле Кристина не считает Кирка полудурком. Скорее психом, на это наводят не всегда адекватные поступки и совсем не адекватный взгляд. Но она видит то, чего могут не видеть остальные. Например, что после очередной миссии, в которой Энтерпрайз трепает, а медотсек работает на пределе, Джим приходит, чтобы лично проверить пострадавших. Он, молча, наблюдает за работой МакКоя, будто поддерживает своим присутствием. Иногда его не сразу замечают. Или не замечают вовсе.
А еще Кристина видит, как что-то, пусть едва уловимо, но меняется после их... женитьбы с МакКоем. Странной, совершенно нелогичной, и в принципе не легитимной на территории Федерации. Но никто не бежит отказываться от обряда, в который встряли на одной из планет, при этом даже самим себе не объясняя, почему. Удобно, уютно, тепло и хорошо. Без обручальных колец, без бумаг, без церемонии, как таковой. Но Кристина ни разу не чувствовала себя там, где должна быть, как сейчас.
- Кофе в постель?
Единственный пассажир турболифта – Кирк.
- Нет, в медотсек. И это овощной сок, - Кристина улыбается, становясь рядом. – Доброе утро, капитан.
- Какая романтика. Доброе утро, лейтенант. – Джим заглядывает в кружку. – Ты уверена, что сможешь это влить в Боунса?
- А ты хочешь помочь?
Джим, кажется, и правда задумывается на пару секунд о такой возможности, но потом взвешивает все плюсы и минусы и приходит к выводу, что хоть и забавно посмотреть, как Боунс пасует перед своей старшей, но стать допустимой жертвой он не хочет.
- Если привяжешь к койке, будет проще, - все-таки советует он, лучезарно улыбается.
Кристина отвечает не менее лучезарной улыбкой. И Джим вспоминает, как счел себя в раю после очередной травмы, когда она над ним склонилась.
- Любите БДСМ?
- Обожаю. И давно пытаюсь тебе это предложить. Может, ну его, Боунса? С его овощным соком?
- То-то я помню, что вы так увлеклись БДСМ, что вернулись от посла в одних трусах. Кстати, симпатичные трусы были на вас в тот раз.
Кристина выходит на нужной палубе и не оборачивается. Улыбка так и не уходит с ее губ до самого кабинета МакКоя, где ей предстоит борьба за его здоровье. Наверное, это жестоко, подменить кофе на овощной сок, но сейчас Леонарду нужны витамины, и ему придется с этим смириться.
А вот лицо Джима улыбка покидает. Он так и не признается Боунсу, что снова плохо спит, медленно двигаясь к уже знакомому состоянию, хотя в этот раз даже не понимает причин. Наверное, стоит все рассказать, ведь это дело времени, когда МакКой попалит его состояние. К тому же Джим принципиально ему не врет, это, в самом деле, просто не стоит беспокойства. Магнитные бури на очередном солнце, плохой день, не та сторона кровати. И не к кому придти за сексом, как лекарством, и теплом тела, как снотворным.
***
- Ты хочешь детей, Крис?
Вопрос Нийоты заставляет Кристину поперхнуться завтраком. Спасибо, что не чаем, иначе полилось бы из носа. Она отставляет тарелку в сторону, рассматривая подругу:
- Вы собрались наплодить кучу маленьких Споков?
Почему-то кажется, что все их дети будут остроухими, как папа-вулканец с кожей, как у мамы-землянки. И все будут обладать неубиенной вулканской логикой и быть такими же правильно-идеальными, как сама Ухура. Внешне точно. Боже, помоги этому миру.
- Что? Нет!
А, точно, подруга регулярно жалуется, что секса у них нет с этим чертовым пон-фарром, в который вникать небезопасно для психики. Такими темпами, как раз в семь лет, хорошо, если когда-нибудь одного и родят.
- Просто… - Ухура мнется, а Чепел поднимает бровь.
Что, серьезно?
Нет, детей Кристина не хочет. Потому, что для того, чтобы родить ребенка: а) нужен подходящий генофонд, б) нужно уйти с флота. Один-единственный раз она была готова подвинуть карьеру ради семьи, но это время прошло. И сейчас ее все устраивало.
И есть еще МакКой. Единственный мужчина, чей генофонд устроил бы Кристину. Но они на одной волне, и обоим хватает того, что есть.
- Нет, Нийота, не хочу. Иногда я себя чувствую многодетной матерью. Вот подумай: вечный подросток Кирк, у которого детство в жопе хронически играет; еще один подросток Спок, и не говори, что морально он перерос всех нас. Морально как раз не перерос, а вот мозгами, вполне. Но не этим все определяется, не только этим. – Кристина загибает пальцы, перебирая старший офицерский состав по степени детства, а заканчивает все Чеховым. – Между прочим, это кучерявое чудо местами старше всех вместе взятых… - скептицизм на лице Ухуры становится слишком отчетливым. – Ладно, это перебор.
- Ну да, а ты у нас всезнающая и опытная мать-одиночка.
- Ну почему сразу мать-одиночка и почему сразу всезнающая? Я учусь на ходу. И я точно не мать-одиночка.
Ухура вздыхает, понимая, что рассказывать сейчас Кристине о своем не кстати обозначившемся материнском инстинкте глупо. Впрочем, сам инстинкт на фоне стартовавшей пятилетней миссии выглядит глупо. Об этом она подумает потом, в надежде, что Спок дозреет.
Уже потом, когда Чепел доходит до медотсека и пристраивается за заполнение карт, она сама задается вопросом Ухуры. И снова понимает – нет, детей она не хочет. Дело не в феминизме или в толерантности. Дело, действительно, в том, что она объяснила подруге. И Кристина не ощущает той пустоты, которая должна была ее подтолкнуть к рождению ребенка. На самом деле, никогда раньше она не ощущала такой полноты в своей жизни, как сейчас. И она, действительно, получает удовольствие от своей роли.
И МакКой. Он уже был отцом и провалил эту почетную миссию, по его же словам. Своего мнения на этот счет у Кристины нет. Она никогда не стремилась убеждать МакКоя в том, что ему нужно наладить отношения с Джоанной, не рассматривала личные фотографии, не расспрашивала о том, что да как. Единственное, что она позволяет себе сделать, это посоветовать Леонарду попрощаться с дочерью перед отлетом. Это нужно, хотя и вызывает не самую лучшую ответную реакцию. Леонард не любит, когда его поучают, хотя Кристина и старается, чтобы это звучало мягко. Но иногда бывают дни, когда ей с трудом удается справиться с раздражением. Вчера был именно такой день.
Кристина возвращается в каюту и обнаруживает сложенные в сумку вещи МакКоя, а на тумбочке стандартный конверт, в котором лежат билеты в оба конца на одного человека.
- Крис, - на пороге ванной возникает и сам Леонард с несессером в руках.
Она улыбается. Значит, ссора вчера стоила результата.
- Я уже собирался тебя по комму вызывать.
Билет возвращается на тумбочку, а Кристина проводит ладонями по форменной футболке на груди Маккоя, разглаживая невидимые складки:
- Я рада, что ты решил поехать.
Ему все еще неловко. Какие-то потоки мыслей в голове требуют взять Чепел с собой, но он все еще сомневается, что вообще нужно ехать. Джоанна все так же не отвечает на звонки, хотя он не часто звонит.
- Я все еще считаю, что это будет лишь тратой моего времени, которое я мог бы провести…
- А я все еще считаю, что улетать в космос на пять лет, не повидавшись с семьей, преступление.
Ему так и хочется поддеть ее вопросом, что она об этом знает? Благополучная чистенькая девочка Кристина, чья семья – образец благосостояния и понимания. Нет, это не недостаток, но она и правда судит все иными категориями. Но МакКой этого не говорит. Потому, что на флот просто так не приходят. Каждый из них явился в академию, оставляя за спиной боль и обиду прошлого. И Кристина тоже, хотя никогда об этом не говорит. Но он уже знает – Ухура иногда слишком болтлива – что жених Кристины ей изменял, и только и удивляется, как после этого получил от нее порцию доверия.
- Скажешь об этом Джиму?
Кристина морщится.
- О том, что ты улетаешь?
- Проследишь за ним?
Кристина закатывает глаза и фыркает, отходя к его сумке и проверяя ее содержимое:
- Куда я денусь.
Это уже становится привычным: просьбы МакКоя позаботиться о Кирке в его отсутствие. Кристине не тяжело. Иногда бывает хлопотно, но совсем не тяжело. Иногда ей кажется, что так она узнает Кирка ближе. Хочет ли узнать? В этом Чепел не уверена. Она достаточно проницательна, предельно внимательна, и уже успевает понять, что с этим парнем все не просто. А хочется, чтобы было попроще. Потому, что ей и правда нравится считать его психопатом и бабником. Это удобно, правда – не видеть всей глубины души, тени в синих глазах, секундной боли на лице, когда он считает, что его никто не видит, не ощущать исходящего от него привкуса обреченности, не знать, как он заботится о МакКое.
А ревности нет. Даже после Роджера в ней нет ревности, нет страха снова быть обманутой. Она видит это в глазах МакКоя – он не предаст. И видит в глазах Кирка, что тут нет соперничества в этих странных отношениях. Кристина точно знает, что между ними что-то есть, но не задает вопросов никому из них. Даже когда пьяна, и любопытство зашкаливает.
- У него снова обострилась бессонница.
Кристина становится серьезной, в зеленых глазах отражается беспокойство.
- Снова?
- Да, мы это уже проходили пару лет назад.
- Ты рассказывал. То есть мне надо как-то умудриться отловить Кирка в наши выходные и убедиться, что он жив и отдыхает… - Кристина пристально смотрит на Леонарда. – Я постараюсь.
- Спасибо, - МакКой обнимает ее за талию и целует в шею, единственный доступный участок тела сейчас, кроме ног. Ладони скользят по ее бедрам под форменную юбку.
- Опоздаешь, - она смеется. И МакКой снова думает о том, что она удивительная. Просто потому, что едва ли не единственная, кто может укротить его характер. Конечно, он позволяет ей это. Но уже примечательно то, что рядом с ней хочется просто быть.
- Да, ты права.
- Звони, если понадоблюсь.
Слова сопровождаются нежным объятием и ласковым поцелуем. Слишком ласковым для них. И МакКой ловит себя на мысли, что понимает причину – это их первое расставание больше чем на сутки.
Когда МакКой уходит, Кристина подходит к окну, рассматривая станцию, сверкающую всеми огнями. Дети… ей бы со взрослыми разобраться. А Ухура о детях думает…

Продолжение в комментариях.