[yarinka]

Наверное, она никогда не забудет лицо парнишки. Сколько ему... двадцать три? Только женился, жена у него еще младше. С огромными фиалковыми глазами, светлыми мягкими прядями и дрожащими губами. И огромным животом, ей скоро рожать.

Мы сделали все, чтобы спасти вашего мужа, но не смогли...
Ева задохнулась.
Она ненавидела эти слова, но именно ей пришлось говорить их, а потом подхватывать девушку, не давая ей рухнуть прямо на пол. И последующие часы превратились в одну бесконечную истерику, попытки увести вдову из палаты потому, что ее муж уже мертв. Он труп. Хладный, неживой. Он просто труп.

Еву мутило и трясло. Но она продолжала оставаться до последнего рядом. Пока врач не взял инициативу в свои руки, бросив короткое:
- Едь домой.

Домой? Куда домой?
Ева бы сейчас все отдала, если бы могла поехать к Ви. Дом, там, где Ви, будь то Гарвард, Нью-Йорк, какая-нибудь дыра.
Но до Ви ей не добраться, и мысль приходит сама собой.
У нее был способ забыться.

Нервы напряжены, как струны. Неосмотрительно давать ключи от склада медикаментов бывшей наркоманке. Хотя бывших наркоманов не бывает, всегда есть шанс сорваться.
Как сейчас...
Тату жгло кожу. Память о том, как в наркотическом угаре совершаешь глупости.
О том, как решаешь потерять невинность, но это не приносит сказку. Потому, что партнер - обдолбанная скотина, и вместо ласки и воспоминаний о первом ярком моменте (книжки врут) ты получаешь лишь боль и негатив. А когда приходишь в чувство и начинаешь вырываться, сил справиться не хватает...

Наверное, поэтому у Евы осталось стойкое отрицательное отношение к мужчинам. В качестве друзей они потребляемы, а секс... ей хватит Ви.

Руки дрожат, Ева прикусывает губу, чтобы не сорваться на тихий скулеж, пока пытается открыть эту проклятую дверь. Ключ, как назло, никак не попадает в замок.
- Ева?

О черт.
- Играем в прятки... - голос ДжейТи меняется, когда он понимает, что Ева еле держится. - Что случилось?
Ева отрицательно качает головой, в этот самый момент ключ все-таки попадает в замок, проворачивается, но дверь уже открывает не она. Рука Эванса ложится на ручку, он чуть ли не впихивает Еву в помещение, пропахшее лекарствами. Свет освещает склад, заставленный стеллажами с коробками.

- Уйди, - голос звучит сипло, будто Ева долго орала и теперь нечем говорить.
Просить бесполезно. Это понятно по его глазам, в которых где-то за жесткостью и уверенностью сквозит непонимание происходящего. Взъерошенная Ева, не заходившая к нему почти сутки, с синяками под глазами, бледная, но вместе с тем почему-то неприятно сосет под ложечкой и почему-то хочется ее обнять.

- Что случилось?
Она не может говорить. Потому, что вместо слов начнет реветь.
- Уйди, - выдавливает и пытается пройти мимо Эванса к полкам.
Щелчок замка кажется таким громким, а его движение резким. И Ева почти впечатана в стенку, от удара с которой заныл затылок. Ключи со звоном падают на пол. А в зеленых глазах стоят не пролитые до этого слезы. И Ева закрывает лицо ладонями, начиная съезжать по стене, прямо в сильные руки ДжейТи, не дающего оказаться ей на полу.

Она несет какую-то чепуху, утыкаясь ему в плечо. ДжейТи все еще пытается понять, то ли ноют свежие, недавно затянувшиеся, раны и поэтому так тошно, то ли эта девочка что-то разбудила внутри, о чем он и не предполагал. Из бессвязной речи он вычленяет знакомые слова, даже начинает понимать картину.
Первый безнадежный пациент... хотя нет, не первый. Но первый при таких обстоятельствах. И история дала по психике. Не удивительно. Каждый в своей профессии проходит ломку. Для ДжейТи это был первый труп, причем он его убивал голыми руками. Для Евы стала эта семья.

Он бы пожалел семью, да не его это забота. Встряхивает Еву за плечи, заставляя опустить руки и посмотреть на него. Он терпеть не может женских слез. Чисто эстетически. Ничего нет красивого в плачущей женщине. А в его мире это еще тонны штукатурки, стекающей ручьями. Но Ева на работе почти не красится, хотя губы дрожат, глаза покраснели и нос распух. Дело не в красоте, а в какой-то убийственной беззащитности, контрастирующей с тем, как еще позавчера она раздавала приказы в приемном покое, ее голос звучал спокойно, а в глазах таилась уверенность в том, что она делает.

Может, от этого кажется она еще более слабой. На фоне своей работы, на фоне того, что может, на фоне привычно спокойной и уравновешенной Ви...
- Сюда-то ты зачем пришла?
Внутри шевелится что-то нехорошее...

Ева мотает головой, а потом снова вываливает на него поток слов.
Оксикодон, реабилитация, наркоманка...
Верится с трудом.
Но картинка становится целостной. И то, как Ви стремится защищать Еву, и то, что сейчас с ней происходит.

Он мог ее оставить и позволить заглушить боль своими способами.
Мог бы.
Но Ви ему не простит.
И, кажется, он сам себе не простит, если сейчас уйдет, оставив Еву...

...от него все еще пахнет лекарствами, но для Евы этот запах давно стал привычным. Она втягивает воздух, закрывает глаза, а по щекам все еще струятся слезы. Губы ДжейТи жесткие и шероховатые, но Ева им не противится, позволяя ему продолжать. Скользить по ее шее ими, запутываться пальцами в светлой и непослушной копне волос, прижимать к себе так, что низом живота она чувствует его эрекцию и задыхается в новом поцелуе.

И в какой-то момент включается в действие, обнимая его за шею, прижимаясь к нему, тихо постанывая под его напором. Ему не хватает терпения и нежности, но и того, что есть, достаточно, чтобы не вспугнуть забывающуюся Еву. Его руки уже под робой нащупывают застежку лифчика, одно движение и ладони сжимают грудь, лаская возбужденные соски, проходясь кончиками пальцев по бархатистой коже, сжимая ее то нежнее, то сильнее. И Ева стонет уже громче, руки тянутся к ремню его джинсов, но Эванс оказывается авторитарной скотиной практически с первого момента, не позволяя перехватывать контроль над ситуацией.

И Ева не противится. А возбуждение накрывает ее всю, от макушки до пят. Чем-то похожее на возбуждение при близости с Ви. Но и не похожее. Ева различает оттенки, не в состоянии дать определение, объяснить, но понимает, как это сладко... пальцы зарываются в волосы ДжейТи на затылке.

Она пропускает момент, когда ДжейТи развязывает завязки на ее штанах, когда стягивает их вместе с бельем и расстегивает свои джинсы. Ощущения снова становятся реальными в тот момент, когда он входит в нее. Ева захлебывается собственным стоном, отдаваясь ему. Пальцы судорожно впиваются ему в плечи, вонзаясь короткими ногтями в загорелую кожу.

В подсознании зудит страх. Какой-то запоздалый и ненужный. И Ева гонит его прочь, шепотом прося:
- Двигайся...
И ДжейТи двигается. Почти угадывает с нужным ритмом, от которого Ева выгибается в его руках, усложняя задачу держать ее на весу. Она зажата между ним и стеной. Он с трудом отрывается от ее шее, где бьется голубая жилка, заводя его своим ритмом, заглушает поцелуями стоны. И старается сейчас не сравнивать ее с Ви.
Это трудно. В его мозгу они неразрывно связаны.
И ему интересно, насколько шумная Ева. Привычки пары часто становятся одни на двоих.

Он двигается и начинает теряться в ощущениях. Уже не думает о Ви, держа в своих руках Еву. Слыша ее тяжелое дыхание, чувствуя ее ногти, продолжающие впиваться в его плечи. Трение ее робы о шрамы, он успел снять свою футболку, но не ее. Пересаживает Еву на полку, когда понимает, что может не хватить сил удержать ее во время оргазма. Потому, что самого захватывает чувство.

Края полки впиваются в ладони Евы, когда она цепляется за них, чуть откидываясь назад. Какие-то коробки летят на пол, она пытается вспомнить, что тут могло быть. Главное, не бьющееся. Хотя к черту. Пусть и бьющееся. Ей сейчас нет до этого дела.

Ева не кричит. Она всхлипывает, прикусывая губу до крови, от чего соленые слезы смешиваются с несколькими капельками крови, попадающим и на губы ДжейТи. Он слизывает их вместе с долгим поцелуем, от которого Ева начинает дрожать. Изнеможение - самое точное слово, которое подходит к ее состоянию.
- Надеюсь, в твоей голове больше нет идиотских мыслей?

Голос ДжейТи хриплый и срывается.
А Ева и ответить толком не может. Он просто пропал. И кажется, что вены плавятся под кожей. Поэтому она просто уперается лбом в плечо ДжейТи, чувствуя влажность его кожи, и то, как ее волосы прилипли к лицу, как приятно саднят поцарапанные ладони.

Это... мозговыносяще. Другого слова нет...
И только одна мысль вертится в голове сейчас.
И эта мысль не об оксикодоне.
А о Ви...

***
...ненавижу, когда Ви так делает. Берет три дня отпуска и едет в Хэмптонс. Причем я знаю, что она едет машиной, прямо из Колорадо. И спрашивается, ради чего, мать твою? Провести много часов за рулем на обледеневшей трассе, чтобы посидеть у моря полчаса и ехать обратно? Я тоже люблю море. Я люблю ее дом Ист-Хэмптонс.. но это не повод!

Впрочем, я знаю причину...
И понимаю ее яснее, когда ночью она возвращается домой, простуженная насквозь. У Ви холодные руки, кашель, насморк. Хочется ее прибить к чертовой матери потому, что мне утром на работу и нет шансов откосить. Поэтому я растираю ее ноги и руки после теплого душа, закутываю и вливаю в нее теплого вина, которое она ненавидит. А придется!

И да, слыша, как Ви сдавленно ругается, я испытываю удовлетворение.
Во-первых, если Вера Кэббот ругается, значит, она жива.
Во-вторых, это ей за идиотизм, который она отожгла.
Да, я люблю ближнего своего, особенно свою жену, но дурой ее быть не просила!

Ви засыпает, накачанная всякой химией, а я лежу рядом и слушаю ее дыхание.
Знаю, почему она уезжала. Подумать. Проветрить голову.
Я же не слепая. И понимаю, что возвращение Джей Ти в нашу жизнь внесло... да это и коррективами не назовешь. Оно ее меняет, оставляя константой только давно принятые истины - любовь друг к другу. Нет, я ни на что и ни за что не променяю Веру, что бы она там себе не надумала, но... и от Эванса отказаться нет сил.

Слава богу, никто не заставляет меня делать выбор. Пока, по крайней мере. Потому, что если заставят, я не смогу. Мне проще уйти на задание и не вернуться. Самое обидное, что я даже лишена возможности глушить свои переживания принятыми у Ви способами - напиться и накуриться. Примерно так же поступает и Джей Ти. А я так не могу. Все, что мне остается, это выстрелять тренировочные обоймы из пистолетов в тире КЗВ. Я почти не пью из-за того, что в свое время сидела на оксикодоне. Нет, алкоголичкой я не была, но это зависимость. Мне противопоказана любая зависимость.
И эти противопоказания я нарушаю каждый божий день, когда встречаюсь взглядом с Ви, целую ее перед тем, как убегаю в лазарет, укладываюсь рядом с ней спать.
И каждый раз, как смотрю на ДжейТи, приношу ему кофе и позволяю поймать себя в нише коридора, когда никто не видит...

Иногда мне хочется снова вернуться к таблеткам. Знаете, так легче. Правда. Жизнь вокруг тебя становится проще, что ли. Есть ты и кайф. И больше ничего. Ни жгучей растерянности, когда ты понимаешь, что твоя любимая, самая дорогая женщина видит твой взгляд в сторону мужчины. Ни жгучей боли, когда вдруг в глазах ДжейТи вспыхивает интерес к Ви, интерес совсем другого рода, не такой, как ко мне. Ни жгучего стыда, когда ты почти готова предложить одну постель на троих, оправдывая это тем, что мы давно все спим друг с другом, просто не одновременно.
Вот этого всего нет. И это прекрасно. И я уже почти готова вернуться к ощущению беспамятства...

Меня держит Ви. Всегда держала. И только она. Если бы тогда мне не повезло с соседкой по комнате в кампусе, меня бы тут давно не было. Она меня гоняла на встречи общества. Она регулярно следит, чтобы в аптечке не появлялось запрещенных препаратов. Она бережет меня. Я ей должна так, как никому другому. Никто в этом мире не стремится удержать меня в трезвости и при памяти. Только она.
Что не мешает мне иногда желать уйти.

Из крана в ванной хлещет холодная вода. Она приносит облегчение разгоряченной коже. Я не могу идти на работу. Не могу, пока не буду уверена, что у Ви хотя бы нет температуры. Когда звоню ДжейТи, мой голос звучит приглушенно. Ви вернулась. И мне нужно, чтобы он прикрыл мой зад. Да, я помню, что у нас во второй половине дня выход за врата. И брифинг. Я к нему не успею, наверное. Ненавижу, когда он начинает читать нотации. Когда что-то требует от меня. Хочется послать.
Что я практически и делаю, бросая трубку.
Миссия назначена на вторую половину дня. Шансы вернуться домой на ночь слишком малы. Мы будем ночевать на чужой планете. И я даже знаю, что будет происходить ночью. Я могу оставить Ви все лекарства на ночном столике. Могу положить рядом трубку и справочник. Могу сама позвонить в доставку еды. А еще звонить каждый час до ухода.

Но я панически боюсь, что этого будет мало. Черт...
Это же всего лишь простуда. Просто простуда...

Выключаю воду, а на туалетной крышке звонит телефон. Я и без надписи, по мелодии знаю - ДжейТи. Не весь мозг вынес, скотина? Глубокий вдох, мой голос ровен, когда отвечаю. Что купить? Мозг лихорадочно начинает работать... бульон. Потому, что с моими способностями Ви траванется даже бульоном. Для всех загадка, как я умудряюсь испортить простой бульон и простую яичницу. Для меня, кстати, тоже.

У меня еще пара часов. ДжейТи заберет меня в КЗВ. Будет всю дорогу слушать, как я порываюсь вернуться обратно. Он страхуется. Почему-то считает, что Ви справится, у нее же бульдожья хватка. При чем тут хватка? Она же не железная. И я это знаю. Я это знаю лучше всех, лучше него. Я укладываюсь рядом, обнимаю Веру со спины, утыкаюсь в ее волосы, мокрые на затылке. Она потеет, кашляет, но не просыпается. А ко мне не пристает ни одна зараза. Я болею, но не заражаюсь от Ви, никогда. Сама хватаю гадость. И как лошадь переношу ее на ногах. Поэтому сейчас бесстрашно продолжаю обнимать Ви, гладить ее по плечу, голове, шептать ласковые слова. И даже задремываю, когда у нее наступает затишье в приступах кашля...

... звонок в дверь.