Автор: Ярина
Рейтинг: М
Пейринг: Нейтан Петрелли/Трейси Штраус
Жанр: Ангст
Спойлер: четвертый сезон, скажем так, это аушка, ибо Нейтан это Нейтан, а не Сайлар. А может и Сайлар, поэтому и отпустил... фиг его знает.
От автора: забавно, но лучше всего пишется на работе.
UPD: от Юльки мне достался не только шикарный стих в эпиграф, но не менее шикарная обойка к фику. Почему-то последние дни мне самой хочется плакать.
Холодно. Колкое слово,
В душу впилось, словно нож.
Больно. Ведь я не готова,
А ты меня больше не ждешь.
Горько. И губы закусишь,
Чтобы не плакать опять.
Жестко. И больше не впустишь –
Ведь я не смогу доверять.
Как же мы люди умеем,
Тех, кого любим терять.
Как же…быть может, успеем,
Заново чувства собрать?
( Джиллиан Хайнц)
В душу впилось, словно нож.
Больно. Ведь я не готова,
А ты меня больше не ждешь.
Горько. И губы закусишь,
Чтобы не плакать опять.
Жестко. И больше не впустишь –
Ведь я не смогу доверять.
Как же мы люди умеем,
Тех, кого любим терять.
Как же…быть может, успеем,
Заново чувства собрать?
( Джиллиан Хайнц)
читать дальшеНочная тишина окутывает ее темным покрывалом. За окном пока еще редко стучат капли дождя. Мерно и методично, они врываются в кокон безразличия и бесстрастности. А огонь в камине тихо потрескивает, съедая раз за разом поленья.
Трейси закрыла глаза. Она чувствовала родство с погодой, с водой, текущей с неба. Небо плакало, будто подхватывая ее настроение. Сегодня она хотела этого. Щемящей тоски и болезненной тишины. И наслаждалась этим. Только она, тишина и дождь за окном. А небо темное, на нем ни единой звездочки, ни отблеска луны.
Огонь в камине не греет, и Трейси зябко кутается в пашмину, чувствуя приятное прикосновение ткани к обнаженным плечам. На ней то ли платье, то ли ночная рубашка, легкое, шелковистое нечто, обнимающее ее тело. Темное, переливающееся, стоит ей только пошевелиться. А в комнате все равно прохладно, как бы она ни кормила огонь. Прохладно потому, что в душе замерзло.
Сегодня ночь воспоминаний, которую устроила не она. Просто ей нужна тишина, а она всегда несет за собой картины прошлого. Такие мягкие, сладостные, жесткие и горькие. Пропитанные вкусом боли и поражения. Оранжевым светом камеры заключения. И его взглядом. Даже тогда он смотрел на нее, и она ловила этот взгляд, вспоминая те ночи, которые они провели вместе.
Трейси перевела взгляд в камин. А потом порывисто бросила туда стопку бумаг, до этого лежавшую под рукой на подлокотнике ее кресла. Бумаги рассыпались по поленьям, а огонь жадно набросился на новую пищу, поглощая ее практически мгновенно. Прошлое умирало. Но будущего не было. Лишь фотография избежала участи, случайно отлетев в сторону и упав туда, где огонь не мог до нее добраться. А на фотографии его лицо. И его улыбка, сводившая ее с ума.
Ненавижу. Или люблю. Ненавижу или люблю. Нерешаемая дилемма, над которой она билась долгие недели. И так и не решила, что в ней больше: ненависти и любви. Трейси смотрела на фотографию, не в силах спасти ее от уничтожения, но вместе с тем не в состоянии отдать ее огню. А дождь за окном усилился, порыв ветра беззастенчиво стучал в окно.
Его руки... и губы... они дарили божественные минуты, заставляли ее задыхаться в волнах наслаждения...
Трейси почувствовала, как воспоминания захватывают ее, и резко поднялась. Прошла к окну, сосредотачиваясь на следах на стекле, за которым хозяйничала пасмурная ночь. Провела пальцем, следуя за одной капелькой снаружи, почти чувствуя ее влагу. Она сама была водой, чувствовала себя частью этого. И уже за ее пальцем потянулся легкий след инея, серебристого и кристаллического. Трейси одернула руку, прижимаясь лбом к стеклу в надежде хоть немного охладиться. Она умела замораживать, могла устроить зиму в середине лета, но так и не научилась оставаться холодной внутри, позволяя лишь размытым картинам будить яркие и жаркие чувства.
...Его губы касались ее шеи, маняще и дразня. Он точно знал, какую точку и как поцеловать, чтобы ее тело мгновенно ответило на это. И вознаграждением ему служит ее тихий стон, ее выгибающееся тело под ним. А руки продолжают путь, лаская груди, чуть сжимая соски, поглаживая их, пока они не станут твердыми до болезненности, пока ее дыхание снова не собьется, и ей не придется делать глубокие вдохи, чтобы наполнить легкие.
Она не видит его лица, но прекрасно знает, что если откроет глаза, то на его губах обнаружит улыбку. Самодовольную, но такую прекрасную. Но она предпочитает этого сейчас не видеть, продаваясь ему за новую волну ласк, за чувство единения, за принадлежность ему. Никогда и никому она не отдавалась с таким желанием подчиняться, как ему. И внутри все противилось этому потому, что она была самодостаточная, самостоятельная и знающая себе цену женщина. Но он снова ее целовал, а ладонь уверенно ложилась ей под спину, в то время, как вторая скользила между ее ног. И все внутри замирало в ожидании, а голос в голове требовал пойти дальше...
Трейси чуть ли не задохнулась от этого воспоминания. Картина была настолько четкой, что на мгновение ей показалось, что она находится в другой комнате и в другое время. Она развернулась обратно к камину, не уверенная, что сделает шаг и не упадет на мягкий ковер. Ведь даже эта мелочь могла напомнить о том, как все было. И как могло быть.
... Он не торопился и она нетерпеливо сжала ноги. В эту игру могут играть двое. Он может заставить ее ждать, а она может набраться терпения и тоже не пускать его дальше. Их взгляды встретились, его смех нарушил глубину тишины. А шепот обжег ухо:
- Отдай руку.
- Тогда не дразнись, - требует она, чуть с большим придыханием, чем хотелось бы.
Кому-то нужно идти на уступки, и она ослабляет хватку. Ему этого достаточно, одно движение, и она чувствует, как его палец входит в нее. И снова выгибается и стонет под ним, зная, что это лишь только начало...
Слезы. Они подобны дождю. А Трейси не знает даже, какая боль менее ранящая: физическая или душевная. Синяки от наручников его подчиненных сошли очень быстро. Как и боль от пули Данко, раздробившая ее на мелкие кусочки льда. И даже оскорбленная унижением гордость, казалось, затихла, когда все счеты были сведены и виновные наказаны. Все, кроме него. Но душа продолжала болеть. И Трейси не знала лекарства, которое бы ей помогло.
Она медленно осела на пол у кресла, чувствуя, за по щекам струится вода. Она состоит из воды, этого у нее в избытке. Слезы струятся по щекам, но Трейси плачет беззвучно. Сглатывая в горле комок.
... Ей некуда деться от изнуряющего излучения тепловых ламп. Только сейчас она поняла, насколько любила холод. И умела с ним обращаться. Но не тут. Каждая новая попытка пустить в ход свою способность заканчивается неудачей. Болезненной и обидной. Даже побег, и тот не удался. Убить человека страшно. Даже во второй раз. Даже ради собственного спасения. Но она могла. И собиралась. Пока в коридоре не возник он. Встреча с его глазами и внутри что-то оборвалось. Как тогда, когда он говорил по телефону, что все обойдется, если она отдаст Питера ему. Как тогда, когда убеждал, что все это он делает ради них. И зная, что он расчетливый политик, до мозга костей, она все равно верила его голосу.
И взгляду. И была готова опустить руки. Лишь в последний момент заставив себя пойти на убийство. Ради собственного спасения. Потому, что ему верить нельзя...
Воспоминания штурмуют ее сознание одно за другим. И это почти невыносимо. От любви к ненависти, а ведь она до сих пор не знала, что в ней больше. Потому, что любить она его так и не перестала. А ненавидеть научилась. Иначе не выжила бы.
Дождь перешел в ливень. Капли дробью стучали по окну, пробуждая желание открыть окно нараспашку, слиться с водой с небес и, может, тогда перестанет болеть сердце. Трейси так надеялась, что заморозила его. Но оно продолжало биться. И требовало чего-то, что она была не в состоянии дать ему. Какие-то несвязные обрывки воспоминаний, какие-то картины. Она просыпалась по ночам, мечта уже избавиться от этой ненужной мышцы. Она надеялась, что ненависть выжжет в ней все человечное, что месть сделает ее непробиваемой. Но даже мстить она перестала достаточно быстро, сведя счеты только с теми, кого больше всего ненавидела, сидя взаперти.
Кроме одного...
... Он приходил. Постоянно. Говорил, что делает правое дело. Ради Питера. Ради Клер. Даже ради нее. А она не верила, что один из них может действовать такими методами. Но даже там, изнуренная, уставшая, покрытая капельками пота от непроходящей, неутихающей жары, она чувствовала другой жар. Тот, который ел ее изнутри. Который она видела в его глазах. Который охватывал их обоих, будто не было ее камеры заключения, ее неприглядного вида, его предательства. Даже тогда она вспоминала, какими могут быть его прикосновения. И ненавидела его за это. Он забирал у нее главное утешение в те дни - ненависть к нему.
Она хотела его послать с его просьбой о помощи. И хотела сказать Данко правду. Чтобы он оказался рядом с ними. Таким же облеченным на мучения пленником. Но открыла рот и произнесла совсем другое. Зная, что камер работают, произнесла то, что должно было задеть его мужскую гордость. Торжествуя хотя бы так. Глупо. Но маленькая победа на фоне общей боли...
Она не могла ему мстить. Именно поэтому. Ее память хранила слишком много. А любовь и ненависть сплелись в такие прочные объятия, что она не знала, чего больше в этом. И просто жила. Трейси вдохнула. И снова встала, чтобы шагнуть к окну. Одно движение и в комнату ворвался ветер, принося собой ненастье осенней ночи. Дождь оросил ее мелкими каплями. Трейси подставила лицо, позволяя ветру сорвать с нее пашмину, играть со светлыми прядями волос. Шелковистая ткань платья мгновенно намокла, прилипая к телу, заставляя дрожать от контраста.
Трейси взобралась на подоконник. Шаг в бездну. Однажды она так уже стояла. В далеком прошлом. Тогда он ее спас, но сегодня его не было рядом. Он не придет, чтобы вовремя поймать ее в падении. Не придет, чтобы подхватить и унести туда, где они будут только вдвоем. Он больше не придет. И неважно, почему.
Шаг вперед. Свободный полет захватывает. Трейси закрыла глаза, вдыхая влажный, пропитанный осенью воздух полной грудью. И рассыпалась потоком воды, на и без того мокрый асфальт, смешиваясь с дождевой водой. Будто добавляя легкий привкус соли слез пресности небесной воды. Но его все равно никто не почувствует. И Трейси знает об этом. Как и то, что это не конец для нее...
***
... Нейтан задумчиво взирал на проливной дождь за окном. Его пальцы сжимали стакан, в котором плескалось виски со льдом и к которому он так и не притронулся. Что-то было в этом дожде. Какая-то обреченность, отдаленно напоминающая ему что-то.
Позади тихо скрипнула дверь.
- Мистер Петрелли, машина у подъезда.
На мгновение ему почудилось, что он слышит другой голос. Чуть более низкий, мягкий, обволакивающий, с легкой теплой насмешкой. И Нейтан уже поворачивался, ожидая увидеть его хозяйку: длинноногую, светловолосую, голубоглазую. И острое ощущение тоски по ней охватило Нейтана. Он долго его в себе глушил, но сейчас оно прорвалось наружу, смешиваясь с безотчетным желанием снова почувствовать под руками бархат ее кожи, коснуться губами ее губ, поймать ими ее стон...
- Да, спасибо, - поблагодарил Нейтан свою помощницу.
Он поставил стакан на стол, снял со спинки кресла пиджак и облачился в него, загоняя снова в глубокие дебри памяти прорвавшееся чувство. Ему было не привыкать с таким грузом, хотя сейчас почему-то стало тяжелее.
Водитель открыл над ним зонтик, как только сенатор ступил на улицу. Нейтан привычно оглядел улицу, пока преодолевал расстояние до машины. Но так и не успел в нее сесть, замерев на месте. Взгляд остановился на образе из снов, из воспоминаний, показавшийся ему сквозь косые линии дождя. Нейтан, молча, смотрел на женщину, казалось сотканную из капель, из-за чего все цвета выглядели немного блеклыми. Кроме глаз. Прозрачная голубизна глаз была такой, какую он помнил.
Нейтан сделал шаг в сторону женщины, едва успевая произнести:
- Трейси...
Но образ вдруг исчез. Словно рассыпалась, превращаясь в воду. Нейтан тихо чертыхнулся, поймал на себе удивленный взгляд водителя. Показалось. Не в первый и не в последний раз он видел Трейси. Во снах или наяву. Он по ней скучал, и это уже становилось частью привычного мира.
Нейтан отряхнул воду с волосы и плеч, уселся в машину. И когда водитель занял привычное место, резко сказал:
- Домой.
Пустой и холодный, где его никто не ждет...
Против воли Нейтан оглянулся в окно. И замер, когда ему снова почудилась знакомая фигура за пеленой дождя. Но машину не остановил. Лишь отвернулся, мирясь с горечью утраты.
Дождь косыми линиями расчерчивал улицу. Капли со стуком падали на асфальт, образовывая лужи. Ненастная осенняя ночь, такая же, как многие другие. И в то же время другая, несущая боль разлуки, горечь ненависти и несбыточность любви...